Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
            1
2 3 4 5 6 7 8
9 10 11 12 13 14 15
16 17 18 19 20 21 22
23 24 25 26 27 28 29
30 31          

Машутка

19.09.13

Больше всего на свете я люблю ездить с мамой в паломнические путешествия. Каждый год, когда у меня наступают летние каникулы, мы едем к какому­нибудь святому. Мы побывали уже у Митрофания Воронежского, у Тихона Задонского, у Иова Почаевского.

— Мама, — спросила я в одно прекрасное летнее утро, — к кому мы поедем в этом году?

— Не знаю, Машенька, — ответила мама. — Куда батюшка благословит, туда и поедем.

— А когда он благословит?

— Да в ближайшее воскресенье и благословит.

«Как хорошо, — подумала я, — до воскресенья осталось всего три дня».

Они пролетели очень быстро, я и не заметила, как они пролетели. В воскресный день мы с мамой, как обычно, пришли в храм, и после богослужения батюшка объявил:

— Едем к преподобному Феодосию Кавказскому.

Через несколько дней мы с мамой пришли на соборную площадь, где уже стоял новый микроавтобус для паломников. На переднем стекле, справа, я увидела несколько бумажных икон:

Спасителя, Божией Матери и святителя Николая, а рядом — заметная, красными печатными буквами, надпись: «Паломники». В салоне были удобные, с высокими спинками, сиденья, мы, с шутками и смехом, разместились (нас было несколько человек) и поехали.

Я сидела у окна, и мне было все видно: сначала был город, потом пошли поля, перелески, овраги, мосты через маленькие и большие речки, села, деревни, козы, которых пасла маленькая старушка, аисты на водонапорной башне — это был наглядный урок географии, и учебника раскрывать не надо.

Руководитель нашей группы Виталий Борисович (мы всегда ездим с ним) прочитал акафист преподобному Феодосию Кавказскому, затем Серафима, бывшая актриса, а теперь регент нашего храма, запела:


Житейское мо­оре
Играет волна­ами,
В нем радость и го­оре
Всегда перед на­ами.

Никто не ручи­ится,
Никто не узнае­ет,
Что может случи­иться,
Что завтра с ним ста­анет…

Все паломники подхватили, в том числе и я. Я знаю все песни, которые мы исполняем в пути — и народные, и покаянные, а также песни на слова известных и неизвестных поэтов. Когда поешь, на душе становится радостно, и никогда не устанешь.

— Через полтора часа — Минеральные Воды! — объявил Виталий Борисович. — Там нас ждет преподобный Феодосий!

Радость охватила мою душу: еще один святой войдет в мою жизнь, я буду ему молиться, а он будет помогать мне в учебе, укрепит мою веру, поможет еще больше любить маму и других людей.

Я была почему-­то уверена, что он и сейчас молится обо мне — ведь он знает, что я еду к нему, чтобы поклониться его святым мощам.

Вдруг наш микроавтобус замедлил ход и остановился. Непонятно, почему он остановился, так как до города было еще далеко. Водитель открыл дверь, и в салон вошел смуглый кавказец в защитной военной форме, в руках у него был автомат.

— Выхадыте! — грубо, с заметным акцентом закричал он. — Бистро!

— В чем дело? — поднявшись с переднего места, спросил Виталий Борисович. — Зачем выходить?

— Нэ разговарывать! — рявкнул солдат. — Бистро выхадыть!

Паломники один за другим потянулись из автобуса, досадуя за непредвиденную остановку.

Трое солдат с грубыми невежественными лицами, заросшими жесткой щетиной, цепкими злыми глазами осматривали выходящих людей, каждый из них держал автомат на изготовку.

— Что это значит? — обратился к ним Виталий Борисович. — Разве сейчас военное время?

Все три кавказца, как по команде, навели на него свои автоматы, показывая, что не намерены разговаривать с ним и выяснять отношения. Один из кавказцев, тот, что заходил в автобус, был выше на голову своих сообщников, с хищным, как у беркута, носом; видимо, он был главарем. Он заорал на Виталия Борисовича, сделав шаг по направлению к нему:

— Малчать! Прыстрелю, как собаку!

Виталий Борисович побледнел, сильно сжав кулаки опущенных вдоль тела рук; видимо, ему стоило больших усилий сдержаться и не прекословить бандитам.

Паломники притихли, увидев, что дело принимает нешуточный оборот.

— Стройся в одну шырэнгу! — вновь заорал главарь. — Бистро!

Он, а следом за ним и его сообщники, ринулись на нас, ударяя кого кулаком, кого дулом автомата, а кого и пиная тяжелым солдатским ботинком. Мама схватила меня за руку и стремительно оттащила в сторону.

— Шырэнга! Шырэнга! — во всю глотку орали бандиты.

За какие­то мгновенья они выстроили нас в одну цепочку, растянувшуюся по безлюдному шоссе на небольшое расстояние.

У паломников были испуганные, бледные лица, никто не знал, для чего нас выстроили и что нас ожидает.

Кроме Виталия Борисовича, в нашей группе было еще двое мужчин, но чем они могли помочь женщинам, если сами находились в сильнейшем шоке, под дулами автоматов.

Мама крепко держала меня за руку, ее рука изредка вздрагивала, и тогда я еще крепче сжимала ее ладонь.

Вдруг произошло то, чего никто не ожидал.

— Сымай кресты! — заорал главарь.

— Сымай кресты! — еще громче заорал его сообщник.

— Сымай кресты! — подхватил третий бандит.

Они ринулись на шеренгу, как волки на ягнят. «Беркут» понимал, что главное лицо в нашей группе — Виталий Борисович, который, во­первых, отвечает за всех нас, а во­вторых, является для нас примером. «Беркут» приблизился к нему, лязгнул затвором автомата и прицелился прямо в лицо; глаза его горели лютой злобой.

— Сымай — прыстрелю! — зарычал он.

Лицо Виталия Борисовича напряглось, как будто ему предстояло прыгнуть с большой высоты.

— Я христианин и не могу без креста, — преодолевая отвращение к бандиту, сказал он.

— Можешь! — пролаял кавказец. — Сымай!

— Зачем он тебе?

— Я хочу его рас­топ­тать! — напирая на каждое слово и стараясь как можно сильнее ранить мужчину, прорычал бандит.

— Он предназначен не для этого!

— Нет, как раз для этого! Сымай! — вновь заорал он.

— Не сниму! — дрожащим голосом сказал Виталий Борисович.

— Тогда прашайся с жизнью! — прокричал бандит; он вскинул автомат и выстрелил в Виталия Борисовича; прямо над его головой, опалив волосы.

Виталий Борисович от неожиданности и от страха присел, его лицо сильно побледнело.

— Счытаю до трех! — рявкнул бандит. — И стрэляю прамо в лоб! Раз! — Он чуть помедлил. — Два! — После краткой паузы он поднял дуло автомата, целясь в лоб Виталия Борисовича.

Тот не выдержал и дрожащими руками снял с себя крест.

— Бросай на зэмлю! — приказал бандит.

Виталий Борисович бросил.

— Топчи!

Виталий Борисович наступил на крест ботинком.

— Вот так! Хароший прымер!

Лицо кавказца исказила зловещая улыбка.

— Все, все сымайте свои кресты! — пуще прежнего заорал он. — Иначе всех пэрэстрэляем!

Он дал длинную очередь поверх наших голов.

Два его сообщника между тем терзали других паломников, угрозой и грубой силой принуждая их снимать с себя нательные кресты. Сняли все женщины, сняли двое мужчин, сняли подростки.

И все по приказу бандитов растоптали их. Это произошло в течение каких-­нибудь двух-­трех минут.

Остались только три человека, которые не сняли кресты: моя мама, я и Сережа, юноша лет пятнадцати, которого я давно знаю, так как мы часто встречались в храме — мы стояли в самом конце шеренги и до нас еще не дошла очередь.

В этот момент один из бандитов, расправившись с очередным паломником, подошел к маме.

— Сымай крест! — рявкнул он.

— Ни за что!

В словах мамы слышалась такая уверенность, такая сила, такая убежденность в своей правоте, такая непоколебимая вера истинной христианки, что бандит опешил. Он сделал шаг назад и внимательно посмотрел на маму. Мама, не дрогнув, встретила его взгляд. В нем бандит не увидел ни слабости, ни растерянности, ни животного страха, которые встречал на лицах других паломников.

Он секунду помедлил, продолжая изучать мамино лицо, крепче сжал цевье автомата, а потом шагнул ко мне:

— Ну, а ты? Сымешь?

— Нет! — смело ответила я, глядя прямо в глаза бандита. — Я не отрекусь от Христа! Потому что я люблю Его!

Бандит был поражен, услышав мой ответ. Он даже не нашелся, что сказать, только хмыкнул и, сделав еще один шаг, обратился к Сереже:

— А ты?

— Как Машутка, так и я! — звонким голосом воскликнул Сережа.

Свидетелями этой сцены были не только паломники, но и другие два бандита, которые приблизились к концу шеренги.

«Беркут» закинул автомат на ремне за спину, то же самое сделали и его сообщники.

— Дураки! — громко крикнул главарь. — Дураки! Ха­ха­ха!

Он грубо захохотал, загоготали и его сообщники.

— А эти — маладцы!

Главарь кивнул в нашу сторону.

— Маладцы! — повторил он.

Кавказцы, громко стуча ботинками по асфальту, галопом понеслись прочь. Невдалеке на обочине дороги стоял их джип. Они быстро сели в машину, джип взревел, выпустив синеватое облако дыма, сорвался с места и помчался по шоссе. Через двести-­триста метров он свернул на проселочную дорогу, волоча за собой густой сизый шлейф пыли. Вскоре пыль исчезла, но джипа уже не было видно.

Комментарии

Комментариев нет

Ваш комментарий отправляется
Сообщение отправлено
Комментарий появится после проверки модератором
© 2019 "Славянка"