Слово о сомнениях, мнениях и самовольных суждениях

Как бы ни складывалась наша жизнь, но, как сказал один замечательный пастырь прошлого века, «все мы счастливы уже хотя бы одним тем, что принадлежим к Православной Церкви, которая научила нас молиться, открыла всю вместимую нам мудрость и продолжает видимо и невидимо наставлять нас». Быть церковным человеком — счастье, но этому счастью мы сами открываем (или не открываем) свое сердце. Счастлив, кто искренне верит в святость Церкви, в святость ее установлений и ее проповеди. Кто является непритворным ее послушником.

Кто в простоте сердца безусловно доверяет Церкви, как дитя доверяет матери, тот усыновляется ею, как истинное чадо, и счастлив, как бывает счастлив ребенок в объятиях матери. Но там, где отношения с Церковью усложняются сомнениями, мнениями и самовольными суждениями, там (хотя и таких чад не отвергает Церковь) — духовное бесплодие, двойственность и шатания ума. Потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой (Иак. 1,6) — говорит Апостол, и еще сказано: человек с двоящимися мыслями не тверд во всех путях своих (Иак. 1,8). Эта двойственность и неустойчивость отношения к Церкви, к сожалению, нередка в православной среде. Впрочем, явление это нельзя отнести исключительно к нашему времени, оно встречалось во все времена. Но доля таких христиан в общем числе верующих обычно была невелика. Современному человеку вообще с трудом дается послушание. Даже начальника, от которого зависит финансовая стабильность, слушаются с трудом. Непослушание детей родителям теперь просто узаконено. А жены (таких можно встретить и среди церковных дам) уже давно ставят мужей ни во что.

А еще нынче слушать Церковь выборочно сделалось особенно легко. Информация, в том числе и со всячинкой, стала как никогда доступна. Появилось у меня мнение, что то или иное установление Церкви устарело или неправильно трактуется современным духовенством — я в интернет, клик-клик, и группа единомышленников готова представить мне «доказательства» моей правоты. Сейчас стало популярным искать ответа и совета не у духовного пастыря, а в сети. Пастись, так сказать, в интернете. Только ведь травка там не редко растет дурная. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням (2 Тим. 4, 3, 4).

К примеру, Церковь установила посты. Как и все установления Церкви — они святы. Один мы так и называем — святая Четыредесятница. Но какое кипение мнений, сомнений и доказательств по этому поводу можно было наблюдать в сети Великим постом! И не для нашей местности их придумали. И не для нашего времени. И почему мы не едим черепокожих? И свободные толкования Евангелия и святых отцов. И все это не для того, чтобы уберечь Церковь от ошибки, не из любви к истине, а только потому, что кушать хочется. Хочется не просто еды, для поддержания сил и здоровья, а привычно-вкусной еды. Однако обнаружить такую тотальную зависимость от утробы как-то неудобно (даже перед собой), поэтому ищутся внешние, казалось бы, объективные причины неприятия поста. Вспоминаются аминокислоты, витамины, микроэлементы и гемоглобин. А еще ужасная современная экология и ритм жизни, которые так же будто бы не совмещаются с постной пищей. Таковы наши отечественные ропотники. А вот христиане-католики Франции или Италии, имеются ввиду так называемые практикующие католики, или, как мы говорим — церковные, не обременяют себя постом по другой, не менее «веской» причине. Они считают, что пост — это нарушение личной свободы. Они не позволяют Церкви так ощутительно вмешиваться в их жизнь. И опять у нас есть причина вспомнить слова афонского старца Паисия, что Христос приходит в сердце, а дьявол — в мозги.

Или вот еще одно утеснение от Церкви, которое непросто понести некоторым ее чадам. Такое впечатление, что большинство православных или совсем не знают про седьмую заповедь (о блуде), или считают, что ее отменили или временно приостановили действие, как приостановлено действие некоторых законов УК. Или, может быть, никто не грешит против нее? Не смотрит непристойных фильмов, не читает соблазнительных книг и журналов, не рассказывает и не слушает неприличных анекдотов, не включает телевизор, где даже новости пестрят пикантностями? Не поняли? А это все тоже относится к блудным грехам.

Возможно, что кому-то перечисленное кажется не стоящими внимания мелочами, но есть такое выражение: «дьявол прячется в мелочах». Любое отступление начинается с мелочи. К тому же именно греховные мелочи, допущенные в жизнь, делают нас невосприимчивыми к духовной грязи, размывают границу между добром и злом. А одежда? Высшая похвала наряду — соблазнительный. То есть он призван соблазнять. Спаситель называет прелюбодеем человека, с пожеланием глядящего на женщину. Всего лишь глядящего! Просто с пожеланием! Но разве та, что вызвала в нем это невольное пожелание, не должна разделить с ним его вину? Видим, что и одеждой можно преступать заповедь. Флирт, легкое, ни к чему не обязывающее заигрывание или ухаживание. Взгляды, слова, телодвижения, имеющие целью вызвать определенный интерес у особы другого пола. Такие отношения стали почти нормой среди коллег, в студенческой среде и вообще в обществе. Люди привыкли к двусмысленностям речи, к нескромным намекам. Кажется, что так веселее. Но и это тоже имеет отношение к заповеди о прелюбодеянии. Называется все вышеперечисленное сердечным блудом. В отличие от блуда телесного. Но многие ли в нем каются? Нет. Потому что считают все это несерьезным. Пустяки, мол, до серьезного не дойдет. Еще как дойдет, этот грех часто так и начинается — с шалости.

Если говорить о телесном блуде, то и здесь — море несогласных и обиженных отношением Церкви к различным «жанрам» интимной жизни. Что нынче принято называть блудным грехом? В этом отношении даже в «продвинутых» православных головах такая неразбериха! Не раз и не два сталкивался с мнением, что у парня до женитьбы непременно должен быть некий опыт, а иначе, мол, он неполноценный жених. И от мужчин слышал, и от женщин, и даже от девушек. Это не блуд, мол, а необходимость. Или взгляд на супружескую измену. Если изменяют любимой жене, то это — измена. А если «жена — стерва, не ухожу от нее только ради ребенка, а с Машей мы друг друга любим», то это уже не измена, а любовь. «Я изменяла мужу, но только по любви. Каждый раз только по любви». И так называемый гражданский брак — тоже любовь. И с каким недоверием и обидою слушают слова священника, увещевающего узаконить супружество. Сегодня словом «любовь» чаще называют душевное или плотское влечение, или просто плотские отношения, а не высокое состояние души, горение духа. Но попробуйте назвать все своими именами, вам скажут, что вы посягаете на любовь, вы противник любви. И вообще, скажут (и говорят): не слишком ли Церковь вмешивается в личную жизнь, не слишком ли часто говорит «нельзя» и «надо»?

Церковь не отнимает любовь, она, напротив, предостерегает от потери возможности любить. Целомудрие и верность служат любви, а разврат убивает ее, опустошает душу, мучает неразрешимой тоской, от которой хочется проснуться, уйти, уехать...

Я забыл, что такое любовь,
И под лунным над городом светом
Столько выпалил клятвенных слов,
Что мрачнею, как вспомню об этом.
И однажды, прижатый к стене
Безобразьем, идущим по следу,
Одиноко я вскрикну во сне
И проснусь, и уйду, и уеду...

Плотская любовь сделалась кумиром. О ней песни, фильмы, книги и газетные сплетни. Не мудрено, что и у православного люда закружились головы. Кое-кому кажется, что настало время перемены взглядов на плотские грехи, и тому даже находят «разумное» обоснование. Такое было и прежде в Церкви, и не раз. Уже в апостольские времена Церковь предостерегала от общения с объявившимися в церковном обществе соблазнителями-еретиками, не только оправдывавшими разврат, но и придававшими осквернению плоти форму религиозного ритуала. Это были распущенные люди, не справившиеся со своими страстями, ругатели, поступающие по своим нечестивым похотям (Иуд. 1,18). Они так же считали себя последователями Христа, но, как писал о них Апостол, они были люди, отделяющие себя (от единства веры), душевные, не имеющие духа (Иуд. 1,19).

И в наши дни очень часто обращаются к вере и приходят в Церковь не из детской колыбели, приходят люди, воспитанные вне веры, вне Православия. Нередко приходят уже истерзанные своими грехами, которые даже не всегда видят в себе, не всегда догадываются о них, а порой и вовсе принимают их за свои достоинства. Но душа их все видит и знает. Она тоскует по чистоте, по осмысленной жизни, по духу. Не сразу и не просто происходит их воцерковление. Не просто происходит и расставание с «родными» уже грехами. Чувствуя свое бессилие и невозможность оставить некоторые привычки, люди нередко пытаются оправдать их и даже высказываются за узаконивание оных. Это душевная мудрость, но не духовная. Наша земная Церковь называется воинствующей. Ее брань против греха, и каждый христианин — духовный воин, призванный на эту войну. Он призван сражаться и побеждать грех, а не заключать с ним мирный договор. Дипломатии здесь нет места. А победить можно любой грех — невозможное человекам, возможно Богу (Лк. 18,27). Эта мудрость познается из опыта, и теми, кто пребывает в доверии, верности и едином духе со Святой Церковью — Духе Истины. Однако от «своеразумных, отделяющихся от единства Церкви для какой-нибудь мысли, льстящей уму и сердцу» Дух Святой, по словам святителя, отвращается. И истины в их мудровании нет. Любит же Он «смиренных, доказывающих свое смирение не чем-нибудь наружным, но повиновением ума Евангелию и Церкви».