О добродетели трудолюбия

Добродетель трудолюбия сегодня мало кому понятна. За трудолюбие принимается добровольный особо интенсивный или длительный труд. Кажется, много трудится человек, значит, он трудолюбив. Но это не всегда так. Трудолюбие — это не просто умение себя заставить трудиться, а свойство души получать от труда радость. Радоваться преодолению себя, преодолению разных препятствий, радоваться достигнутому результату. Не шумной, взрывной радостью: Ура! У нас все получилось! Вспышки трудолюбия бывают даже у лентяев. А тихой и ровной радостью душевного покоя.

Мир полюбил праздность. Свободное от труда время стало мерилом счастья. А между тем и в пору блаженства, когда Адам пребывал с Богом, и грех еще был ему не ведом, он должен был трудиться. Человек не создан праздным. Господь поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его (Быт. 2,15). Мы не можем сказать, что стоит за словами возделывать и хранить, но это — труд, хотя и не тот изнурительный, как говорит святитель Феофан Затворник, «труд — общая для всех епитимия, в Адаме на всех наложенная: В поте лица твоего будешь есть хлеб (Быт. 3,19)». Однако и наш обязательный повседневный труд содержит в себе частицу блаженства, когда совершается без ропота в послушание Божьей заповеди.

Христиане всегда личный труд почитали священным делом, и никто не был освобожден от него. И раб, и царь трудились. Праздность называли рассадником страстей и всячески ее избегали. Ибо праздность научила многому худому (Сир. 33,28). Избегали не полной праздности, а даже самой краткой. Еще в прошлом веке в семейных домах можно было увидеть самими домочадцами выполненные салфетки домашней работы, рамки под картины или фотографии, самодельные подсвечники, резные полочки. Рукоделие в свободное от работы время было принято не только как возможность создать домашний уют или возможность реализовать художественные наклонности, но и как защита от праздности. Не только у нас в России, христианская Европа так же не жаловала безделье, чиновник дома мог переплетать книги, точил табакерки, лавочник плел бисером, устраивал домашнюю оранжерею.

«Я не умею понять, как можно быть без какого-либо дела. Либо голова работает, либо руки», — писал святитель Феофан Затворник своей духовной дочери. Сам святитель в свободное время, дабы прогнать послеобеденную сонливость, занимался переплетным делом. Преподобный Серафим Саровский, когда уже оставил свой огород, не позволяя себе безделья, перекладывал из угла в угол поленницу. О монахине Евфросинии (Хрульковой), почитаемой в нашей местности, рассказывали, что в последние недели перед смертью, по просьбе ее выносили в огород, где она, лежа у грядки, пальчиками рыхлила землю, пыталась полоть. Уже находясь на смертном одре, совсем тихим голосом просила: «Подайте мне мою работу». Ей подавали «работу» — льняное полотенце, из которого матушка выдергивала нитки, осыпая край. Помню трех пожилых женщин, которые то и дело придумывали для своей старенькой мамы какую-нибудь заботу — купить заварочный чайник в цветочек, или какие-нибудь блюдца с голубой каемкой, лишь бы она не оставалась праздной. В этом состоянии старушка становилась раздражительной. Для этих людей, как и для многих других, труд — жизненная необходимость, даже если материальный результат его ничтожен или вовсе отсутствует.

Когда-то советским школьникам внушали якобы научную истину, что труд из обезьяны сделал человека. Казалось бы, дичайшая нелепость, но в основе ее лежит вовсе не горячечный бред, а вывернутый наизнанку многотысячелетний опыт: труд не позволяет человеку оскотиниться. Труд не дает нашей душе слишком сближаться с телом, препятствует душе вдаваться в телесное, истомляет тело. Причем не только труд физический, но и всякий другой.

Апостольская заповедь о труде — если кто не хочет трудиться, тот и не ешь (2 Фес. 3,10) — обращена и к бедному и к богатому. Если бедный трудится по необходимости, то человек обеспеченный, не имеющий такой необходимости — ради заповеди, потому что иначе он будет есть свой хлеб с насилием совести, с грехом. «Христианин есть трудящийся, независимо от своего богатства или бедности», — говорит архиепископ Иоанн (Шаховской).

В христианских семьях трудолюбие прививали с младых ногтей. Учили всякий труд совершать перед Богом. Все, что вы делаете словом или делом, все делайте во имя Иисуса Христа (Кол. 3, 17). Во имя Иисуса Христа не станешь трудиться с ленцой или небрежно. И еще, то, что делается во имя Христа, делается с любовью. «Вся задача воспитания — заставить человека не только поступать хорошо, но и наслаждаться хорошим; не только работать, но и любить работу» (Джон Рескин).

Есть люди, которым свойственно любить всякую работу. Не только ту, что они сами выбрали, но и ту, что случилась. А когда человек трудится с любовью, то даже в самой простой или грязной работе есть место творчеству. Как-то мы убирали с территории храма мусор. Грузили его на два грузовика. В один грузовик двое рабочих кидали что под руку попало, и как попало. Другие два парня загружали свой грузовик иначе. Они рассортировали мусор на плоский и объемный, на крупный и мелкий, и потом заполнили кузов так, что туда поместилось втрое больше, чем в первый. Было заметно, что ребята, трудившиеся честно, устали меньше. Они смеялись, о чем-то болтали.

Человек трудолюбивый меньше зависит от внешних обстоятельств и имеет все для того, чтобы жить честно, не насилуя свою совесть. Его не страшит вынужденная перемена деятельности, не борет уныние от нескончаемого объема работы. Истинно свободен тот, кто трудолюбив, а не тот, кто свободен от работы. Помню двух мужиков, взявшихся починить и покрасить в храме окна. Пользуясь обстоятельствами, запросили они за свой труд немало. Работали неимоверно медленно, иной раз по два часа в день. Глядя, как они маются, спрашиваю: «Вы, наверное, не очень любите свою работу?» А в ответ удивленно: «Да кто ж работу любит?» Не какую-то определенную работу невозможно любить, а всякую! Сколько труда стоило им каждый раз переломить себя, чтобы опять взяться за инструмент, с какой ненавистью смотрели они на рамы... Труд преодоления ненависти к работе отнял у них сил гораздо более, чем сама работа.

Если спросить наших молодых и не очень молодых современников, чье виденье жизни им ближе — библейского автора, утверждавшего, что человек рождается на труд, как птица на летание, или Ивана Александровича Хлестакова, уверенного, что «на то и живешь, чтобы срывать цветы удовольствия» — то, боюсь, рейтинг последнего будет выше. А ведь честный, совершаемый с любовью труд сам в себе несет удовольствие. «Кто с вожделением берется за дело, тот любимое сие дело вменяет себе в наслаждение, в самом труде находя удовольствие и самое утомление ради возлюбленного им почитая воздаянием и преимущественною наградою. Легко и удобно все делаемое с любовию, хоть бы оно было и крайне затруднительно; потому что расположение к сему делающего скрадывает трудности и уравнивает негладкости для удобного исполнения. Усердие всегда препобеждает обременительность труда, став выше всех неудобств в деле, а сопровождающим оное удовольствием ослабляя трудности, так что труд делается более приятностию, нежели трудом, и мнимое неудобство доставляет радость» — сказал преподобный Нил.

На Бога надейся и сам не плошай — какая простая жизненная истина! В любом деле призывай на помощь Господа и трудись, всегда помня о своей личной ответственности перед Ним. Только так воспитывается и поддерживается трудолюбие. Только так труд становится истинно свободным, творческим и радостным.