Предвестник Воскресения Христова

Это событие с величайшим нетерпением ожидают все православные христиане, все люди, верные Христу. Оно происходит каждый год в великую субботу в храме Гроба Господня в Иерусалиме. Люди приезжают сюда со всех континентов, чтобы стать свидетелями величайшего чуда, которое Господь посылает нам, грешным, по великой своей милости, — схождение Благодатного огня.

По свидетельству святых апостолов, Благодатный огонь осветил Гроб Господень уже при самом Воскресении Христовом. Первое упоминание о Невещественном огне относится ко второму веку.
Русский игумен Даниил, посетивший Иерусалим в начале XII века, так описывает свои впечатления: «Не может быть такой радости человеку, какая бывает всякому христианину, увидевшему Свет Святой». В XIX веке свидетелем чуда стал афонский инок Парфений: «…Вдруг около Божия Гроба воссиял Свет; вскоре Свет показался и из алтаря, в царские врата, в отверстие. И текли яко две огненные реки — одна от запада, от Божия Гроба, другая с востока, от алтаря. О, какие тогда в Храме сделались радость и ликование! Сделались все яко пияны, вне себя, и не помнили кто что говорит или кто куда бежит…» Духовный писатель конца XIX века Сергей Нилус, побывав в Великую Субботу в Иерусалиме, написал: «Только имевшие случай пережить эти минуты в состоянии понять, как бьются сердца».

Богослужение (погребение Плащаницы) в Троицком соборе Русской духовной миссии закончилось около восьми часов вечера, и мы, группа русских паломников, отправились в Храм Гроба Господня. Узкие улочки Старого города переполнены — чем ближе к Храму, тем все теснее и теснее. Вот и вход — стиснули так, что вздохнуть невозможно; шаг, еще шаг; впрочем, мы и не шагаем — нас почти несут по воздуху.

Я иду сразу направо — мимо Камня Помазания, вдоль Голгофы, плавно по кругу, огибая греческий алтарь, — мне нужно попасть на площадку около католического придела: отсюда открывается хороший обзор…
Показались хоругвеносцы, а за ними священнослужители со свечами и иконами — крестный ход с Плащаницей. Торжественная процессия все движется и движется, и, кажется, нет ей конца. Пение удалилось в западную часть Храма, его почти не слышно, но вот оно вновь усилилось, и вскоре крестный ход вернулся к Кувуклии. Богослужение продолжалось до часу ночи.

Где мне скоротать время, оставшееся до схождения Благодатного огня? Лучше всего для этой цели подойдет Темница Уз Господних. Две ступеньки вниз, неширокий вход, колонна справа, колонна слева, несколько зажженных све¬чей на каменном выступе, — Темница невелика; справа, в углу, за проволочной сеткой — чудотворная икона Божией Матери.

Если просунуть сквозь сетку горящую свечу и присмотреться к лику Царицы Небесной, то, говорят, можно увидеть, как один Ее глаз то закрывается, то снова открывается; впрочем, свидетелями этого необыкновенного чуда становятся лишь немногие, избранные люди — я весьма долго всматривался в лик Пресвятой Девы, но чуда так и не сподобился.

Наступило утро, и южное горячее солнце осветило Храм Гроба Господня, где собрались православные христиане со всех концов земного шара — и греки, и арабы, и русские, и сербы, и болгары, — собрались, движимые одной целью: соучаствовать в Христовом Воскресении, а до этого — быть опаленными Небесным огнем.
Нами овладевает нетерпение. Свечи везде потушены; лица людей обращены на восток, туда, где находится Кувуклия; гигантский Храм затих — как затихает природа перед грозой.

В Темнице, несмотря на ее небольшие размеры, достаточно свободно: часть людей (в основном дети) спят на полу, подстелив одеяла, другая часть бодрствуют; слева расположился русский священник со своей паствой, он о чем-то говорит, видимо, отвечает на вопросы своих духовных чад.

Вдруг все пространство Храма осветила яркая вспышка, она была голубоватого цвета и походила на вспышку молнии, только света было больше. Она произвела во мне необыкновенное действие, наполнив все мое существо радостью, ликованием, энергией. Видимо, то же самое испытали и другие паломники. Раздались крики, восклицания, весь Храм наполнился шумом — так шумит лес, когда на него внезапно налетает порыв сильного ветра.
Все протянули вверх пучки свечей. И тянули руки вверх, как дети, просящие у родителей чего-то очень желанного.

Некоторое время вспышек не было, и вот снова блеснула ослепительная вспышка над Кувуклией, потом ближе к нам, потом над алтарем Греческой Православной Церкви. Эти небесные вспышки рассекали храм сверху донизу, освещая взволнованные лица, приводя нас в трепет и содрогание. Иногда вспышка полыхала ярче, иногда — бледнее, иногда она была короткая — одно мгновение, иногда — более продолжительная, порой вспышки следовали одна за другой без перерыва, а порой — с некоторыми интервалами, — и каждая из них вызывала бурю духовного восторга. Этот Небесный голубоватый свет не вызывал никакого страха, не было грома и земля не содрогалась. Близкое сходство было в одном: если молния говорит о приближении грозы, то вспышки света в Храме говорят о скором схождении Благодатного огня.

Шумнее всех ведут себя арабы: они бьют в барабаны, хлопают в ладоши, подпрыгивают на месте, издавая пронзи¬тельные гортанные крики; некоторые юноши садятся на плечи своих друзей и изображают всадников. О чем они кричат? О чем хотят поведать людям в эти необыкновенные минуты? Чему они радуются? Эти арабы православные и, значит, — наши единоверцы. Они кричат: «Наша вера правая! Наша вера православная!» Они люди южные, у них горячая кровь, они кричат от избытка чувств и по-другому вести себя не могут.

Нас, северян (да и не только нас), их поведение шокирует: ну, где-нибудь на свадьбе или на местном национальном празднике их веселые возгласы, огненные танцы, барабанные всплески, конечно, уместны и естественны, но в Храме, да еще в таком, да еще в Великую Субботу, да еще за несколько минут до схождения Благодатного огня. Это, простите, что-то не то. Это для нас и странно, и непонятно, и соблазнительно.

Так или примерно так рассуждали благочестивые православные христиане (разных стран и разных народов), и не только про себя, но и вслух: это, в конце концов, возымело свое действие, и однажды арабов в Великую Субботу в Храм не пустили. Патриарх и паломники стали молиться о схождении Благодатного огня. Прошло тридцать минут. сорок. пятьдесят…
Огня не было. Молитва продолжалась. Минул час. час двадцать. час сорок пять. Огня по-прежнему не было…

Людей охватила тревога: обычно Огонь сходил через десять, ну, самое большее, через пятнадцать минут, а здесь. Прогневали мы Бога, видно очень прогневали, с горечью подумали христиане и стали молиться еще усерднее. Прошло два часа. два с четвертью. Огонь не сходил…

На исходе третьего часа Патриарх приказал впустить в Храм арабов. Они не вошли, а ворвались в дверной проем, смуглые, темпераментные, ворвались с гиканьем, танцами, оглушительным барабанным боем, — и в тот же момент на Гроб Господень сошел Благодатный огонь!

Вдруг Храм озарили особенно яркие вспышки; их было много, и они блистали сразу по всему Храму, озарив его ослепительным, трепетным, до дрожи ощутимым Небесным сиянием. Это сияние видел и ощущал каждый, в каком бы месте Храма он ни находился — рядом с Кувуклией, в греческом алтаре, на Голгофе, в армянском приделе или еще ниже, в месте обретения Животворящего Креста Господня. В этот момент я понял, что не имеет никакого значения, где ты находишься и какое место ты занял, — имеет значение только то, что ты чувствуешь и как ты воспринимаешь то, что вокруг тебя происходит.
Буря, нет, не буря, а ураган восторга пронесся по Храму. Каждая душа (а их было не меньше пятнадцати тысяч) выражала свой восторг по-разному, но суть этого восторга была одна: Благодатный огонь сошел! Мы его еще не видели, но знали: он с нами, на Гробе Господнем, и Иерусалимский Патриарх уже зажег первые свечи.

И вот наступил миг, который мы все с нетерпением ждали и ради которого презрели все земное: расстояние, жару, усталость, сон, немощь, — арабский юноша стремглав пронесся по Храму — с востока на запад, и в руках у него был дивный завораживающий факел. Он на секунду-другую остановился у южного входа в греческую церковь Воскресения Христова, чтобы паломники могли зажечь свечи, а потом продолжил свой стремительный триумфальный бег.

Люди жадно тянутся к Огню, зажигается еще один пучок свечей, еще и еще — и вот уже весь Храм полыхает сияющим ликующим огненным заревом. Я накрываю рукой большой пляшущий буйный факел — Огонь теплый, приятный, живой, он нисколько не жжет; это не земной, обычный огонь — это Огонь Небесный! Я начинаю им «умываться»: подношу к подбородку, щекам, ушам, ко лбу — это, конечно, Божия благодать, сшедшая с Небес и воплотившаяся в огненные языки.

А Храм ликует, не помнит себя от радости, на лицах людей расцвели восхитительные улыбки — так весенний луг расцветает нежными благоухающими цветами. Радость, ничем не скрываемая радость поселилась в сердцах людей, они оттаяли, подобрели, забыв о своей греховной шелухе, они снова похожи на детей.
Совершенно невозможно одному человеку увидеть и запомнить все подробности этого события, и я прибегаю к помощи моих братьев и сестер. Они рассказали, что

у одной монахини, которая стояла на первом балконе напротив Кувуклии, сам собой загорелся пучок свечей. Лампады, висящие над Камнем Помазания, в момент схождения Благодатного огня тоже зажглись без участия человека (это, кстати, происходит каждый год). У тех людей, что находились рядом с Кувуклией, пучки свечей загорались с хлопками.

Неизвестно, сколько времени продолжалось ликование, и вот наступил момент гашения Огня — это произошло не потому, что людям стало жалко свечей, а потому, что Огонь приобрел земные качества и стал жечь, но радости от этого у нас нисколько не убавилось.

Схождение Благодатного огня — это событие вселенского масштаба, и оно потрясает до глубины души, и то, что я поведал, лишь бледное отражение того, что было на самом деле. Нет в человеческом лексиконе слов, с помощью которых можно было бы рассказать о том, что происходит в Великую Субботу в Храме Гроба Господня. Нет в природе красок, которые смогли бы хотя бы приблизительно передать суть предпасхального Небесного сияния.
Ну, а в чем же духовный смысл схождения Благодатного огня? Для чего он каждый год сходит на Гроб Господень? И почему именно в Великую Субботу, а не в какой-то другой день? И разве нельзя обойтись без него?

Нет, нельзя! Благодатный огонь — это беспредельная милость Божия падшему роду человеческому. Если Огонь сошел, то это значит, что еще один год земля будет жива, и с ней ничего не случится; еще один год солнце будет согревать людей; еще один год люди будут пахать землю и выращивать пшеницу; еще один год на лужайках будут расцветать одуванчики, а в степи волноваться ковыль; еще один год дети будут весело играть в салки; еще один год влюбленные будут ходить по тихим уснувшим улицам, говоря друг другу ласковые слова; еще один год ветер будет приносить тучи, а дождь поливать землю; еще один год будет задумчиво падать снег; еще один год во влажном, чудесно пахнущем осеннем лесу можно будет собирать грибы.

Ну, а почему же именно в Великую Субботу сходит Благодатный огонь, а не в какой-то другой день? Почему он не сходит, например, в понедельник Светлой седмицы, во вторник или в среду, когда, казалось бы, ему в самый раз и сходить, так как Иисус Христос уже воскрес? Здесь сокрыта великая тайна. Сын Божий еще во Гробе, еще печалью объяты сердца Его учеников, еще ничто не говорит о предстоящей радости и скором Воскресении, а Господь уже посылает Благодатный огонь. Посылает как знак Своей величайшей милости к людям, как предвестника Своего Воскресения, непреложности Своих обетований, предвестника единственной, но самой главной победы в истории вселенной.

Женский православный журнал "Славянка" №2 (50) 2014 г.