Миром правит Промысл Божий

ВСЕХ, КТО ПРИЕЗЖАЕТ В ГОРНЕНСКИЙ ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ, РАСПОЛОЖЕННЫЙ В РАЙОНЕ ЭЙН-КАРЕМ В ИЕРУСАЛИМЕ, РАДУШНО ВСТРЕЧАЕТ ЕГО НАСТОЯТЕЛЬНИЦА – ИГУМЕНИЯ ГЕОРГИЯ (ЩУКИНА). НО ДАЛЕКО НЕ ВСЕ ЗНАЮТ, ЧТО ВО ВРЕМЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ ОНА РЕБЕНКОМ ПЕРЕЖИЛА БЛОКАДУ ЛЕНИНГРАДА, ЛИЧНО ЗНАЛА МНОГИХ ДУХОНОСНЫХ СТАРЦЕВ, А ЕЕ ИМЯ СВЯЗАНО С ВОССТАНОВЛЕНИЕМ ТРЕХ ОБИТЕЛЕЙ – ПЮХТИЦКОГО, ИОАННОВСКОГО В САНКТ-ПЕТЕРБУРГЕ И ГОРНЕНСКОГО В ИЕРУСАЛИМЕ. ВОТ УЖЕ БОЛЕЕ 65 ЛЕТ МАТУШКА ПОДВИЗАЕТСЯ В АНГЕЛЬСКОМ ЧИНЕ. 14 НОЯБРЯ 2016 ГОДА ЕЙ ИСПОЛНИЛОСЬ 85 ЛЕТ, ОДНАКО, ОНА С ПРЕЖНИМ УСЕРДИЕМ И РАДОСТЬЮ НЕСЕТ СВЯТОЕ ПОСЛУШАНИЕ НА СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ. 

 Матушка Георгия, Вы – ребенок войны, более того, пережили очень страшное ее событие – блокаду города на Неве. Расскажите, пожалуйста, что Вам с родителями довелось пережить в блокадном Ленинграде? 

Еще до войны мой родной папа пропал без вести. После моего рождения мама долго и безуспешно его разыскивала, а в 1936 году снова вышла замуж. Мы с сестрами Ниночкой и Лидочкой звали отчима папой. Да, в военные годы мы пережили страшное время… В семье я была старшей дочерью. Ходила за водой и за хлебом, который мы получали по карточкам. Но в магазине толкались, и у меня часто хлеб отбирали. Однажды у меня прямо с весов хлеб перехватил мужчина, а у него остальные по кусочку все отщипали и съели. Вернулась я домой в слезах. А в нашем доме один солдатик увидел меня, подозвал и, узнав про мою беду, дал несколько кусочков своего хлеба. Всем в блокаду было очень голодно и холодно, и порой люди совсем не выдерживали. Доходило до того, что ели своих умерших деток.

Как-то раз к нам домой зашла знакомая и забрала наши четыре продовольственные карточки. Осталась у нас на всю семью одна «детская» карточка, на которую выдавали по 125 граммов хлеба. Это нас и подкосило… Папа умер и неделю мертвый пролежал в прихожей. Мама так ослабла, что не могла подняться, и папу некому было вынести из дома. Моя тетя послала меня к знакомым, чтобы я сказала им о смерти папы. От слабости я шла к ним целый день. Иду и смотрю, как машины что-то сваливают. Сначала решила, что это дрова – а это вся площадь была устелена покойниками. А на обратном пути там была уже гора трупов…

Как в такое страшное время Вас укреплял Господь? 

Чудом я жива осталась – Господь мне помог и Матерь Божия. И мама выжила, хотя ее считали уже безнадежной. Мне шел одиннадцатый год, когда в 1942 году нашу семью эвакуировали по «дороге жизни» через Ладожское озеро. Но в пути смертность была больше, чем в блокадном Ленинграде. По дороге к нашему поезду подходили местные жители, приносили еду, желая помочь. Но изголодавшиеся люди набрасывались на хлеб, и организм не выдерживал... На каждой станции эшелон проверяли санитары, и людей выносили из вагонов полумертвыми.

Нас с младшей сестричкой мама отдала врачам, решив, что мы покойницы, и они отвезли нас в морг в Орехово-Зуево. Тела наши были сильно обморожены. Ниночка там и похоронена где-то в братских могилах, а я была, видимо, без сознания, хотя все думали, что скончалась. Но когда меня в покойницкую подвезли, я вдруг ожила, заговорила. Господь дал мне воскреснуть. Три месяца я пролежала в больнице. У меня было сильное отморожение, так что на правой ноге пальчики пришлось отнять. Хотели ампутировать и на руках, но Боженька помиловал – все прошло. За все слава Богу!

Маму, как всех ленинградцев, эвакуировали на Кубань – там было тепло и было что покушать. Когда я поправилась, не знали, куда меня из Орехово-Зуево отправлять. Но Господь помог. С детства, всю жизнь, чувствую Его милость и покров Царицы Небесной. Они меня всегда спасали и вели по жизни. Через три месяца меня решили везти на Кубань. Сказали: завтра вас, блокадников, выписывают. Но куда меня привезут, где мама и жива ли она – ничего не знала. И тут проявился Божий Промысл!

Накануне отправки мне передали телеграмму от мамы. Она спрашивала главврача, жива ли девочка Валентина Щукина? Только неточно указала свой адрес в Краснодарском крае, перепутала станицу со станцией. И меня не высадили в нужном месте на Тихорецкой, а привезли сначала в Тихорецк и сдали в детскую комнату. Там накормили, перевязали больную ногу, на которую я хромала, уложили спать, а утром снова посадили на поезд. Но опять мою станцию проехали, высадили в Краснодаре, думали, не отдать ли меня в детский дом. На второй день меня снова посадили в вагон, поручили проводнице. Ко мне все подходили, расспрашивали. Блокадного ребенка все жалели, плакали, приносили покушать. Все было промыслительно. Одна женщина прочла мою записку с адресом от мамы: «А я как раз туда еду к сестре!» Все так обрадовались: «Возьмите с собой эту девочку, там ее мама!»

Высадившись, мы с этой женщиной прошли несколько километров пешком. Так как у меня отморожение было на ножках, я была в зимней одежде, в шапке, в валенках, а на Кубани уже стоял май – идти было жарко, ножка болела. Потом нас посадили на лошадь, и мы приехали в станицу, добрались до дома сестры моей попутчицы. Мне дали перекусить и постелили на полу. Я легла в полном изнеможении и задремала. Проснулась от шума: показалось, что-то на меня падает. Открываю глаза, а передо мной – мама! Оказалось, ее поселили как раз рядом с сестрой той женщины. Такое было торжество, такое счастье, такая встреча! Мама плакала, и все вокруг радовались, что к Евфросинии Степановне вернулась живой дочка Валечка. Чувствую, вижу и знаю – везде Промысл Божий.

Потом опять было переживание – в Тихорецкую немцы пришли. Правда, недолго были, наши партизаны с другой стороны окружили станицу, и после боев немцы отступили. Но следом пришла эпидемия – сыпной тиф. Мама заболела и умерла, а ей было только 35 лет. Очень было тяжело... Мы с Лидочкой осиротели, остались одни. Нас, ленинградцев, собралось человек сорок, и всех в Ленинград привезли. У мамы было семь сестер. Сначала нас с Лидочкой отправили к одной из них на Валдай, но жить там было тяжело и негде, на самом деле. И в 1944 году нам удалось перебраться в Ленинград к другой тетушке, к Матрене Степановне – тете Моте, как мы ее звали. Своих деток у нее не было, а муж Сергий – мой крестный – погиб на фронте. Она нас и приютила.

Матушка, почему Вы избрали путь монашества, как это произошло? 

Монашеский путь я избрала еще в отроческом возрасте. Вся наша большая семья была верующей. Некоторые из моих тетушек хотели стать монахинями, но в монастырь им не позволили уйти – то революция, то война. У моей тетушки Матрены были дома Евангелие, Псалтирь, «Жития святых» святителя Димитрия Ростовского и другие духовные книги. Но тетя была очень осторожной, старалась, чтобы никто из посторонних не видел у нее церковных книг – за веру в Бога преследовали. По воскресеньям после Литургии к тете приходили подруги. Взрослые собирались и просили меня: «Валя, сегодня такой-то праздник – почитай нам!»

Мы с тетей Матреной ходили на службы в храмы – в Никольский, Казанский, храм святого князя Владимира, к Владимирской иконе Божией Матери... Молодежи тогда в храмах было очень мало. Батюшки как узнали про меня, сиротку Валю, стали звать к себе. У меня вроде и голосенок со слухом появились. И я стала петь акафисты – святителю Николаю, иконам Божией Матери «Казанской», «Скоропослушнице»… Слава Богу, пела везде, где читались акафисты. С благодарностью вспоминаю всех священников, которые в то время нас духовно окормляли – отца Александра Медведского, отца Василия Ермакова… Протоиерей Михаил Гундяев – отец нынешнего нашего Святейшего Патриарха Кирилла – тоже был прекрасным проповедником.

В 1948 году в Ленинграде открылась духовная семинария. По средам там читался акафист иконе Божией Матери «Знамение», и я туда тоже стала ходить и слушала прекрасные проповеди отца Александра Осипова. Однажды батюшка произнес незабываемые слова: «Братья и сестры, какой сегодня праздник – Рождество Христово! Волхвы Ему дары принесли, а что мы принесем?» Я стояла и думала: «Боженька, а я что Тебе принесу? У меня нет ничего, кроме грехов… Я саму себя Тебе принесу в жертву. Это и будет мой подарок. Возьми меня, Боженька!» Так во мне загорелось желание посвятить себя Господу. Я узнала, что в Эстонии в Пюхтицах есть женский монастырь. Тогда еще границ не было, свободно можно было проехать. И Господь исполнил мое желание: семнадцатилетней девушкой в 1949 году я поступила в Свято-Успенский Пюхтицкий монастырь.

 

Расскажите, пожалуйста, о Ваших встречах с преподобным Серафимом Вырицким. 

Господь сподобил меня два раза побывать у преподобного Серафима Вырицкого – в 1948 и 1949 годах, незадолго до его кончины. После всего пережитого в блокаду моя верующая тетушка и слушать не хотела о монастыре, долго меня не отпускала: «А кто будет за мной в старости присматривать и Лидочку на ноги поднимать? А знаешь, как в монастыре надо трудиться и подвизаться? Ты же еще совсем ребенок. Да и монастыри все сейчас позакрывали». А я считала, что ради Господа и будущей жизни все выдержу! Но плакала, просила Божию Матерь устроить меня в монастырь и смягчить сердце моей тети. Помню, как в слезах рассказала обо всем настоятелю храма на Охте отцу Николаю Фомичеву, и он тоже благословил меня идти в монастырь. О моем желании знали некоторые батюшки. Они и посоветовали мне ехать в Вырицу к удивительному старцу Серафиму, чтобы через него узнать волю Божию.

В первый мой приезд осенью 1948 года у дома батюшки было множество людей, и все ему писали записочки. Однако его келейница быстро провела меня к нему. Батюшка Серафим лежал в постели и был очень похож на преподобного Амвросия Оптинского. Я опустилась на колени, плакала и ни слова не могла сказать. Старец погладил меня по головке, утешил, сам обо всем расспросил. И я призналась: «Батюшка, очень хочу в монастырь!» Он как будто оживился: «Матерь Божия тебя избрала!» Указал на фотографию на стене: «Вот он – твой монастырь!» Это оказалась Пюхтица, о которой я уже мечтала после встречи с инокиней Рафаилой из этой обители. Старец Серафим попросил только, чтобы моя тетя Матрена к нему сама приехала, и он с ней поговорит.

Тетя Матрена сначала категорически отказалась ехать к преподобному Серафиму, а меня в монастырь не пустила: «Вот похоронишь меня, тогда и иди!» Из-за нее меня и с работы не хотели увольнять, не сразу отпустили в монастырь. В то трудное время школу я не успела окончить, и высшего образования у меня не было. Но я устроилась работать реставратором в Центральном историческом архиве. Пришлось снова ехать к батюшке Серафиму. Старец благословил нас с двоюродной сестрой пойти в монастырь, но опять сказал, чтобы тетя Мотя обязательно к нему приехала. Возвращаюсь домой к тетушке и плачу. А она, глядя на меня, все поняла и, наконец, согласилась поехать к преподобному в Вырицу. Вернулась от него совсем другой – смягчилась. Конечно, плакала, но смирилась с моим решением, покорилась воле Божией и отпустила в монастырь. А когда летом она побывала в Пюхтице, ей там очень понравилось, и она за меня уже не переживала.

Матушка, наверно, Ваша тетя Матрена оказалась права, когда говорила, что такой юной и хрупкой девушке будет тяжело в монастыре?

Матушка Рафаила, с которой я познакомилась еще в Ленинграде, предупреждала, что в Пюхтицком монастыре очень тяжелые послушания. Сестер мало, и все старенькие, так что мне придется выполнять любую, даже непосильную работу: трудиться на скотном дворе, косить, пилить, колоть дрова… Но меня это не испугало, я готова была все делать за святое послушание. И я очень полюбила Пюхтицкий монастырь. Место, где стоит обитель, избрала Сама Царица Небесная, а построена обитель была по благословению праведного Иоанна Кронштадтского. Монастырь не закрывался даже в советское время.

Там я помогала игумении Варваре (Трофимовой), келейничала у матушки Рафаилы, очень любила петь на клиросе, потом руководила хором, трудилась казначеем… Игумения поместила меня в одну келью с монахиней Аркадией, которая с 14 лет подвизалась в монастыре и была духовной дочерью праведного отца Иоанна Кронштадтского. Были в обители и другие опытные старицы – их называли «первые варваринские». А нас, следующее поколение, прозвали «вторыми варваринскими». Мы многому учились, видя первое поколение пюхтицких сестер. Они показывали нам пример, как нести послушание с молитвой и радостью. Без этого труды в монастыре непосильные. Я еще застала то время, когда сестры все делали вручную, сами пахали, заготавливали дрова на зиму, которые тащили из леса на спине. И я в монастыре бороновала, сеяла, с корня пилила сосны, а летом собирала стога из сена. Хотя я и была маленькая, тоненькая, но почему-то у меня все получалось, все было легко.

Несмотря на трудности в первые годы, у нас в монастыре был большой духовный подъем. Нашим благочинным был мой духовник отец Алексий (Ридигер). В те годы никто даже и не думал, что это будущий Патриарх Московский и всея Руси. Он был молодым, высоким, красивым и молился очень сосредоточенно. Все восхищались его благоговейным богослужением, и к нему приходило много молодежи. А когда он стал архиереем, ему пришлось спасать нашу Пюхтицу. Начались хрущевские гонения, и собрались нашу обитель закрывать, уже взорвали рядом Пюхтицкое подворье... В то время владыку Алексия, епископа Таллинского и Эстонского, посылали в Германию на конференцию, однако, он отказался от поездки наотрез. Грозился рассказать за границей всю правду о закрытии монастыря и многих других приходов. Тогда уполномоченному по делам религий пришлось заверить владыку, что наш монастырь не тронут.

Монашеский постриг я приняла в Пюхтицах в 1968 году и до 1989 года там и подвизалась. А потом Святейший Патриарх Пимен благословил меня восстанавливать Иоанновский монастырь в Ленинграде. Владыка Алексий, который был уже к тому времени митрополитом Ленинградским и Новгородским, пригласил нас с матушкой игуменьей Варварой (Трофимовой) в свою московскую квартиру на обед. Он неожиданно для нас предложил организовать для нашего монастыря Пюхтицкое подворье и даже вручил ключи от храма на Карповке, где покоятся мощи праведного Иоанна Кронштадтского. Владыка сказал: «Через две с половиной недели, 1 ноября – память преподобного Иоанна Рыльского. Постарайтесь восстановить храм – будем освящать!»

Матушка Георгия, неужели Вам удалось восстановить храм всего за две недели?!

В тот же вечер мы с матушкой Варварой приехали в Ленинград. Хорошо, что у меня там все родственники – и тетушки, и бабушки. Я позвонила, нас встретили, и мы сразу отправились на Карповку. Что на том месте творилось – жутко вспомнить! Не пройти: везде бутылки, грязь, разруха, мерзость запустения, и все заняли бомжи. В храме без стекол был просто сарай, и мы даже не представляли, с чего начинать... Я не сразу смогла найти храм, где покоится дорогой батюшка. Когда спустилась к нему в нижний храм в усыпальницу, обнаружила настоящий склад…

Хорошо, что сама я питерская, и в какой храм ни приду – все меня знают. Батюшкам говорю: «Дают нам Иоанновский монастырь как Пюхтицкое подворье, надо восстанавливать!» Многие сначала не верили. Но с Божией помощью мы все, что могли, расчистили. В усыпальнице нашли плиту, под которой покоятся мощи батюшки Иоанна. На колени вставала перед ним, просила: «Батюшка, помоги!» И начались чудеса! Люди звонили, спрашивали, а я только прошу: «Миленькие, приезжайте, помогайте скорей! Святейший сказал, что после освящения здесь потом будет монастырь!» День и ночь трудился весь православный Питер! Сотни людей помогли нам за две недели очистить и подготовить храм к освящению. Из Пюхтиц на Карповку ко мне сразу приехали трудиться пятнадцать сестер. Помогали все мои родственники и давние питерские знакомые, а также учащиеся духовной семинарии, которых посменно каждое утро направлял к нам ее ректор отец Владимир Сорокин.

Мы вывезли из храма горы мусора. А когда очистили пол, обнаружили хорошо сохранившуюся красивую мозаику. Со временем мы разрушили перегородки от туалетов на нижнем этаже, и там, в забетонированном месте, обрели могилу дорогого батюшки Иоанна. Я на радости сразу позвонила владыке Алексию, тогда уже ставшему Патриархом, и он приехал к нам через два дня. Мы вместе молились у места упокоения великого праведника. А потом было великое торжество – прославление дорогого батюшки праведного отца Иоанна Кронштадтского. Это чудо словами не передать.

Матушка Георгия, а каким образом Вы оказались на Святой Земле? 

В 1991 году Святейший Патриарх Алексий направил меня в Иерусалим за послушание. Позвонил, поинтересовался, как у нас идут дела с реставрацией монастырского подворья на Карповке. Я ему рассказала, что мы крышу отремонтировали, купола и кресты установили, начали верхний храм восстанавливать и готовимся встречать Его Святейшество Великим постом. А он поблагодарил за труды и внезапно сказал, что теперь мне предстоит потрудиться на Святой Земле, в Иерусалиме. «Мать Георгия, надо Горненский женский монастырь восстанавливать, поднимать… Ваша миссия – принимать паломников». А я чуть трубку не выронила, говорю: «Святейшенький, простите, за послушание я должна ехать, но ни языка, ничего не знаю, как справлюсь?» Стала других матушек предлагать. А он мне: «Мать Георгия, у меня сегодня одна ваша кандидатура. Руководите, как сможете. Где-то надо любовью покрыть, где-то промолчать… Пробудьте там, сколько сможете – три, четыре, пять годочков… За это время подготовите себе замену. Ваше посвящение состоится в Елоховском соборе в Москве 24 марта, а через три дня мы вылетаем на Святую Землю». И 27 марта уже вылетела в Иерусалим.

Каким Вас встретил Горненский монастырь?

На этом святом месте Сама Царица Небесная побывала, здесь родился святой Иоанн Креститель, здесь жили его родители праведные Захария и Елисавета. Но когда я впервые сюда приехала, в обители было полное разорение: ни воды, ни света, ни отопления, ни телефона, ни хороших гостиниц для паломников. Не было даже ворот и асфальта! Домики сестер были в жутком состоянии, буквально разваливались. Через прохудившиеся крыши нас заливал дождь. Нужно было устраивать монашеское общежитие. В монастыре не было общей трапезы, и каждая сестра себе сама готовила пищу. В Казанском храме читали только часы и пели акафисты. Литургии не служили, так как не было священника. Пять с половиной лет не было даже игуменьи.

Величественный собор оставался недостроенным. Его начали возводить еще в 1910 году на средства царской семьи и пожертвования простых русских людей, а в 1914 году строительство прекратилось. Собор с самого начала решили расположить на высокой точке, чтобы он был виден издалека. Но подняться к нему было невозможно – все заросло лесом!

У собора был только фундамент и стены, заросшие деревьями... В 1997 году праздновали 150-летие Русской духовной миссии, и нашу обитель посетил Святейший Патриарх Алексий. Он благословил возобновить строительство собора. И в 2003 году израильское правительство дало нам на это разрешение. Восстановление собора началось в 2003 году. В 2007 году храм был освящен малым чином в честь Всех святых в земле Русской просиявших, а в 2012 году Святейший Патриарх Кирилл совершил великое освящение Собора. За святое послушание нам Господь помогал и сейчас помогает!

Матушка, Вы были знакомы со старцем Николаем Гурьяновым?

Да, отца Николая Гурьянова я хорошо знала. Познакомилась с ним еще в 1955 году в Литве. Он в Пюхтицу к нам приезжал, и я к нему на остров Талабск ездила. Все ему рассказывала – переживала, как монастырь поднять, как все восстановить. Он меня всегда утешал: «Господь поможет! Господь поможет!» Батюшка был большой подвижник и молитвенник. По молитвам дорогого батюшки я получала много помощи, и все как-то устраивалось у нас в Горненской обители. Господь ему многое открывал. Все, что отец Николай предсказывал людям – все сбывалось. И мне он все-все предсказал – и Иерусалим, и игуменство.

Один раз к нему приехала, мы чайку попили, и он говорит: «Георгиюшка, пойдем в храм». Вошли, к чтимой иконе «Одигитрии» приложились. А он меня за руку берет и ведет в алтарь. Я встрепенулась: «Батюшка, что Вы, зачем в алтарь?!» «Георгия, иди, иди». Я туфли сняла, вошла с правой стороны, один земной поклон положила, второй, а после третьего, чувствую, мне не встать. Там за печкой у батюшки стоял большой металлический крест. И пока я поклон третий клала, он мне крест на спину положил. «Батюшка, что такое?» «Неси, неси, Георгия, это твой иерусалимский крест». Господи, помилуй! Поднял он меня и снова повторяет: «Это твой иерусалимский крест. Неси его. И Господь поможет тебе».

И за несколько месяцев до Иерусалима, когда я о нем и не помышляла и была в монастыре на Карповке простой старшей сестрой, батюшка через посыльных передал мне два конверта. На первом было удивительно написано «Игумении Георгии», и в нем лежал только старенький крестик. А в последующем – три тысячи рублей. Как я потом поняла, это он мне прислал деньги на дорогу. Именно такая сумма потребовалась, чтобы добраться на Святую Землю. Но перед отъездом я все равно смущалась. Хотела попасть к батюшке за благословением. За несколько недель до вылета в Иерусалим я по поручению Святейшего Патриарха Алексия поехала в Псково-Печерский монастырь. Это было зимой, и по льду до острова к батюшке уже было не добраться. Но вот чудесным образом – на военном вертолете – мне удалось попасть к отцу Николаю и попрощаться с ним.

Попросила у батюшки святых молитв, плакала, переживала, что в Иерусалиме надо будет мне не только монастырь восстанавливать, но и паломников принимать, стать «дипломатом»… А он мне: «Георгиюшка, какая ты счастливица! Ко Гробу Господню и к своему Георгию едешь!» Он имел в виду родину святого Георгия Победоносца. «Батюшка, я так боюсь, это же за границей! Когда я Иоанновский монастырь восстановила, это было в Питере – считай, дома. А там как быть? И здоровья, и ума, боюсь, не хватит». А он только утешает: «Не бойся, Георгиюшка, всего у тебя хватит, все будет хорошо!» Я сказала, что мне дают там пробыть три-четыре года. «Хорошо бы, Георгиюшка, на Святой Земле всегда пребывать. А я хочу, чтоб ты там и померла!» И вот я здесь несу послушание уже 25 лет! Мне самой уже 85, а сколько Боженька даст еще – не знаю. Слава Богу за все!

Матушка, что сегодня движет желающими принять ангельский образ? Как они понимают, что идут в монастырь по призванию, по воле Божией?

Те, кто идут в монастырь по призванию, все будут терпеть и все делать безропотно. Им всегда и везде хорошо, где бы их ни поставили. В какую бы келью их ни определили и с кем бы они там ни жили. На любое послушание они говорят одно только слово: «Благословите!» – и все. Они знают цель своей жизни и ради чего пришли в монастырь. И монахине надо постоянно себя спрашивать: «А для чего я пришла в монастырь?» Монахи должны приходить сюда не жить, а подвизаться. Конечно, сейчас немного другой уже дух у людей, много больных и слабых. Но нужно их укреплять духовной беседой. Стараешься заглянуть им в душу, поспрашивать, зачем пришла в монастырь, что можешь сделать? Поститься не можешь, только молиться – смиряйся. Господь и малое примет, если со смирением, с покорностью, без ропота – Господь примет и это.

Самое главное, что должно быть у монаха – это любовь к Богу, к обители и к послушанию. Мне было проще, так как я застала еще тех, кто подвизался до революции, а также Господь сподобил меня получать советы от мудрых пастырей. В Пюхтицах многие послушания, казалось, превышают человеческие силы, но мы делали все за послушание – и Господь помогал. Послушание – превыше поста и молитвы. Надо, чтобы человек с пониманием и любовью относился к любому делу, которое бы ему ни поручили. Отец Иоанн Кронштадтский так говорил пюхтицким сестрам: «Сестры, вы только безропотно несите послушание – и тогда вам три шага до Царствия Небесного!»

Я смотрю за сестрами, как им приходится нелегко. Когда они едут в автобусе с туристами, им все время приходится не молитву читать, а говорить, отвечать на вопросы, что-то рассказывать. Это очень тяжело. У них уже волей-неволей молитвы нет. А монах без Иисусовой молитвы – как черная головешка. Идешь ли ты с группой паломников, чистишь ли картошку – всегда надо творить Иисусову молитву. Слава Богу, у нас в Горненском монастыре живут две схимницы – настоящие старицы. Когда мы начинаем какое-либо дело, всегда прошу их помолиться.

 

Какой совет дадите молодым девушкам, которые не знают, в монастырь идти или замуж выходить?

Это зависит от того, кому какое призвание. Кого Господь призывает в монастырь, та себя всецело посвящает Богу, и никакое замужество ей и в голову не идет. А кто-то замуж выходит, потому что есть на это благословение Божие… Многие мои подружки нашли себе спутников жизни из числа ребят, обучавшихся в семинарии, вышли замуж. А я стояла у икон и молилась: «Боженька, мне ничего не надо. Я очень хочу в монастырь». Мне было назначено Господом быть монашкой, и я замуж даже не собиралась – только бы в монастырь! Так и сейчас: в монастырь идти следует тому, у кого есть призвание посвятить себя Господу. Надо понимать, ради чего ты идешь в монастырь. А идти надо ради Господа, ради спасения своей души, ради будущей жизни.

 

Матушка Георгия, в этом году все вспоминают события, связанные с революцией 1917 года. Как Вам видятся со Святой Земли современные события в России?

Так Господь попустил. Сколько было всяких скорбей, горя и страданий – кого в заключение, кого на расстрел, много народа Божиего сгубили… Но Господь нас помиловал. Жива святая Русь! Сколько у нас подвижников, сколько монахов, пророков! Нигде так не молятся, как на святой Руси.

 

Но сегодня наше общество буквально пронизано идеологией «рынка»: духом прагматизма, карьеризма, корыстолюбия. Как бороться с ним молодежи, как противостоять его гигантскому напору, который поддерживается и рекламируется всеми мировыми СМИ?

Сейчас такое время, что от влияния этого мирского духа трудно укрыться… Надо молиться – и Господь все устроит в жизни молодых людей. Все надо просить у Господа и Матери Божией. Без воли Божией либо попущения Божия ничего не делается, потому что миром правит Промысл Божий. И все надо терпеть. Каждому человеку Господь посылает искушения – кому болезнь, кому скорбь. А кто-то живет, радуясь – все у него есть, и муж хороший, и детки, и квартира, и покушать. Каждому Господь свой крест посылает. Самое главное – надо молиться и причащаться. Здесь, на земле, все временно, все пройдет – и болезни, и скорби, все испытания и искушения, а там, после смерти – вечность! Чтобы нам не мучиться за гробом вечно, надо чем-то зарабатывать на жизнь в духовном мире, чтобы Господь нас поселил где-нибудь в Царствии Небесном. И вам я желаю здоровья, но, самое главное, спасения души! Помогай всем Господь!

Беседовала Нина Рядчикова