Я ВЕРНУЛСЯ ДОМОЙ

ЕСЛИ ВЫ – СВЯЩЕННИК, ПРОПОВЕДНИК, ОТЕЦ ЧЕТВЕРЫХ ДЕТЕЙ И ИЗВЕСТНЫЙ ПИСАТЕЛЬ, ТО ВРЯД ЛИ ЗАХОТИТЕ В РЕДКИЕ МИНУТЫ ОТДЫХА ДАВАТЬ ИНТЕРВЬЮ. ПОЭТОМУ, КОГДА ПРОТОИЕРЕЙ АНДРЕЙ ТКАЧЕВ СОГЛАСИЛСЯ НА ДВЕ ВСТРЕЧИ ПОДРЯД, В ЭТО ТРУДНО БЫЛО ПОВЕРИТЬ. РЕДКАЯ ДОСТУПНОСТЬ ДЛЯ СТОЛИЧНОГО, ЗАНЯТОГО БАТЮШКИ! УЗНАВ О ТЕМЕ НАШЕЙ БЕСЕДЫ, СКОРЕЕ РАССТРОИЛСЯ: «БУДЕМ ГОВОРИТЬ ОБО МНЕ? НУ, ЭТО НЕИНТЕРЕСНО…». РАНЕЕ ОТЕЦ АНДРЕЙ ВЕЛ НЕСКОЛЬКО ПРОЕКТОВ НА КИЕВСКОМ ТЕЛЕВИДЕНИИ, РАБОТАЛ В РЕДКОЛЕГИИ ЖУРНАЛА «ОТРОК.UA», ДУХОВНО ОКОРМЛЯЛ ДВА ХРАМА В КИЕВЕ – ВО ИМЯ ПРЕПОДОБНОГО АГАПИТА ПЕЧЕРСКОГО И СВЯТИТЕЛЯ ЛУКИ КРЫМСКОГО. АВТОР МНОЖЕСТВА СТАТЕЙ, РАССКАЗОВ И БЕСТСЕЛЛЕРОВ В ИЮНЕ 2014 ГОДА ПОКИНУЛ УКРАИНУ И ПРИЕХАЛ В РОССИЮ. ТЕПЕРЬ БАТЮШКА СЛУЖИТ В МОСКОВСКОМ ХРАМЕ ВОСКРЕСЕНИЯ СЛОВУЩЕГО НА УСПЕНСКОМ ВРАЖКЕ. 

Отец Андрей, всему начало – отчий дом. Вы воспитывались в верующей семье?

Нет. Все, что связано с Богом, было личным поиском. Начиная с подросткового, больше с юношеского, возраста. Семья не мешала, но особо и не помогала.

Расскажите, пожалуйста, об этом…

Я искал Бога, потому что мне было плохо. И я понимал, что Бог – именно Спаситель. Все приходят к Богу по-разному. Льюис написал книгу «Настигнут радостью» – его настигла радость… Но я знаю, что такое погибать. При этом что-то делать, ходить, говорить, кушать, смеяться, а на самом деле – погибать. И я погибал. Поэтому искал спасения. Но я понимал, что спасение – не в таблетках, уколах, путешествиях. Оно должно быть настоящим. Не знаю, кто кого нашел – Бог меня или я Бога. Наверно, все же Он меня нашел. Он же ищет…

 

Батюшка, а как Вы познакомились со своей матушкой?

В храме. Причем, я принципиально не хотел жениться. Знаете, есть такие профессиональные революционеры, воры, бандиты, фанатики-ученые, которые принципиально «безженные» люди. Они «безбытные», то есть без быта. Я немножко такой. Что-то в характере мешает мне быть нормальным мужем и отцом. Я как бродячий поэт. Хотя и люблю комфорт. Но в моей душе есть что-то бродяжническое. Были у меня мысли и о монашестве. Но Бог очень добр, и Он знает, чего нам нельзя, а что можно. Бог пожалел меня. Конечно, я был бы плохим монахом. И чтобы не было в мире на одного плохого монаха больше, Господь дал мне жену.

В храме я заметил красивую девушку. Она мне понравилась. Но, поскольку я не думал жениться, то целый год не обращал на нее особого внимания. Она, конечно, тоже заметила меня и ждала... Но лишь когда я понял, что могу ее потерять, что-то меня «толкнуло в плечи» – я подошел к ней и познакомился. Оказалось, что это любовь всей моей жизни.

И Вы решили стать священником?

Нет, даже не мечтал. В молодости хотел быть филологом, актером, режиссером, переводчиком, профессиональным поэтом – кем угодно, только не священником. А стал священником.

Я учился в военном институте на переводчика с персидского языка. Изначально я хотел изучать китайский, но группу уже набрали, и я в нее не попал. На курсе преподавали еще арабский и персидский языки, мне дали персидский, как самый «завалящий». Не хотел его учить, но потом полюбил. И сейчас люблю, хотя и не очень хорошо знаю.

Потом я ушел из армии. Вернулся домой, во Львов, и решил поступать в университет. Львовский университет тогда очень котировался, в мое время там была хорошая школа математики, филологии... Я хотел поступать на классические языки – латинский и греческий. А чтобы дурака не валять и денег у мамы не просить, пошел работать в магазин грузчиком. И в то же время полюбил ходить в русский храм во Львове. В нем я познакомился с пономарем Сашей. А он как галерник работал – ни одного выходного: с утра до вечера в храме, в 5 часов подъем, в 23 – отбой. Нагрузка была у него очень большая, но он принимал это по смирению, ради Христа. Но время от времени приходил ко мне в магазин и просил помочь. Я по возможности помогал. А потом он предложил мне работать у них пономарем. Я согласился – и мне так понравилось! Начал читать и молиться, учился петь, пек просфоры, был дворником, ночевал в церкви... Читал церковные книги – а там новый мир для меня открылся! Я так влюбился в это все… Раньше хотел идти в ГИТИС на режиссера или на филологию, а тут подумал: какая филология, какой режиссерский?! Вот – жизнь!

Так я безвылазно в церкви прожил почти год. Тогда же и познакомился со своей будущей матушкой. И мне все стали советовать поступать в семинарию, а я – ни в какую. Я хотел жениться на любимой девушке, а в семинарии четыре года учиться – это мне казалось тюрьмой! Но все-таки сдался и поехал поступать в Киевскую духовную семинарию. Ехал с мучением – знал, что туда поступают совсем молодые ребята, почти сразу после школы. А у меня за спиной – армия, год пономарства и планы на семейную жизнь. Хотя я ничего в ней не понимал и немного боялся ее.

Но в семинарии даром время не провел. Получил системную подпитку, систематизировал знания. Многое получил от духовных наставников, познакомился с очень хорошими ребятами. Постоянно ходил в пещеры к преподобным. И снова захотел стать монахом… Притом, что понимал – дома меня ждет невеста! Но было большое искушение каждый раз, когда спускался в пещеры. Так там хорошо… Но желание жениться пересилило. Первый курс сдал экстерном, второй – заочно. А потом подал прошение и женился. Рукоположили меня в дьякона, и я начал свое служение во Львове. Через полгода стал священником. Семинарию закончил заочно. Начал тянуть лямку священнослужителя… И вот тяну до сих пор.

Отец Андрей, кто из духовных пастырей является для Вас примером? 

Праведный Иоанн Кронштадтский. Считаю, что это самый лучший священник в мире. Очень хотел быть на него похожим по духу, но очень скоро понял, что это не моя мера. Еще примером для меня является праведный Алексий Московский (Мечев). Он другой, он терпеливо-тихий. А святой Иоанн Кронштадтский – «огненно-большой». Такой большой, что его видно со всех сторон. А отца Алексия Мечева «не видно». Но они оба мне очень близки. Считаю их лучшими духовными пастырями.

Митрополит Антоний Сурожский как-то сказал, что святость сродни гениальности. Генезис святости непонятен. Например, все мальчики могут учиться музыке, но «Моцарт» будет только один. И он может учиться хуже всех, а все равно станет «Моцартом». Остальные будут просто пианистами. Что-то подобное происходит и со святостью. Ее нельзя достичь волевыми усилиями, вычитыванием правил, исполнением закона. Святой – человек, поцелованный Богом. Что-то здесь сокрыто великое.

Подражать святым нужно осторожно. Если ты не святой, то твои подражания так и останутся подражаниями. Или обезьянничество будет, или просто сгоришь от того, что ты взял на себя. Я сжег себе крылья, подражая некоторым святым. Не совсем, конечно, сжег, потому что я иногда «летаю». Но я на собственном опыте понял – святость не дублируется. Второго Иоанна Кронштадтского уже не будет. А будет кто-то другой, со своими особенностями. Святость уникальна, и надо найти себя.

А из ныне живущих пастырей… Что б ни говорили, среди них я видел немало святых, которые даже не подозревают о своей святости. Я в жизни встретил много истинно святых священников. Но никогда и нигде я не видел столько святых, как в России!

Святой – это другой. Человек, который очевидным образом отделен от обычного человечества. Скажем, есть руки, а есть сердце. Есть ресницы, а есть глаз. И вот святые – это глаза и сердце. И они просто делают свою работу: глаз смотрит, сердце бьется. Я видел святых и среди мирян. Но в России я пока мало мирян знаю, в отличие от Украины.

Святой – не обязательно чудотворец, пророк. Но на контрасте с ним ты чувствуешь себя очень плохим. Наедине с собой тебе кажется, что ты хорош. В плохой компании ты вообще лучше всех. Но рядом со святым ты понимаешь, что он – очень хороший, а ты –плохой. И при этом не унываешь! Тебя не мучает ни зависть, ни злоба. Только смотришь на него и радуешься: какой человек хороший!

 

Батюшка, этот выпуск журнала выходит в свет незадолго до празднования 70-летия Великой Победы. Расскажите, пожалуйста, какой след в Вашей семье оставила Великая Отечественная война?

Великую Отечественную прошло все старшее поколение нашей семьи. Моя бабушка по материнской линии рано умерла и дед, оставшись с шестью малыми детьми на руках, женился во второй раз. Поэтому мою маму, ее сестру и четырех братьев воспитывала мачеха, которая сполна разделила со своим мужем заботу об их огромной семье. Она стала своим приемным детям хорошей матерью, хотя и очень строгой. Она прошла концлагерь в Майданеке, до конца жизни у нее на руках сохранились наколки. Про концлагерь она никогда ничего не рассказывала – не могла. Как только заговаривала, сразу начинала рыдать.

А по отцовской линии у меня воевали дед и бабушка. Она была военнообязанная, в Баку эвакуацию переживала. Под бомбежкой переплывала Дон с дочкой на плечах. В женской военизированной охране сторожила нефтяные вышки. Даже получила награду за ликвидацию диверсантов. Дед был машинистом паровоза, водил составы с оружием и техникой на передовую, а оттуда перевозил раненых. И сам был ранен. Про войну говорил мало, как и все те, кто видел смерть, кровь…

Дедушка с бабушкой у меня оба донские, а познакомились во Львове. В 1939 году после подписания пакта Риббентропа и Молотова во Львов приехали специалисты – на железную дорогу, почту, телеграф. И дед попал туда, как железнодорожник. Они с бабушкой прожили во Львове до 1941 года. Потом их разметало, но после войны они снова встретились.

К сожалению, чем дальше от нас война, тем слабее к ней интерес у наших соотечественников. Как сегодня заинтересовать молодых людей историей Великой Отечественной войны, показать ее непреходящее значение?  

Видите ли, у нас очень много войн, но мало войн отечественных. Надо, мне кажется, сначала говорить о войне «вообще». Книжки нам говорят, что война – это продолжение политики и экономики. На самом деле, война идет внутри человека. И международный конфликт между народами или государствами – это продолжение той войны, которая происходит в человеке. При любых экономиках. И если мы хотим мира по-настоящему, мы должны умиротворить человека как такового, а потом уже семью, общество, государство… Все идет изнутри человека. Каин и Авель не за экономику воевали, не за нефть, газ, воду… Первое убийство в мире произошло по духовным причинам.

Таков генезис войны. И нужно об этом говорить с молодежью. А затем – о войнах, в которых участвует наша страна и народ. Говорить об этом нам редко удается. Наша армия – одна из тех, что постоянно участвует в боевых действиях: Афганистан, Вьетнам, какие-то локальные конфликты с участием военных специалистов, Кавказ, Грузия и так далее. Военная тема – наш вечный спутник. Такая у нас судьба. «У нас нет друзей, кроме армии и флота», как сказал император Александр III. А говоря о Великой Отечественной войне, нужно сначала вспомнить о Первой Отечественной, о войне с Наполеоном. Необходимо рассказывать об этих войнах вместе и вписывать их в контекст всей русской истории.

Советская эпоха зацикливалась на советских военных победах и поражениях. Но мы, если хотим говорить о Великой Отечественной войне, должны говорить и о Куликовом поле, и о Полтавской битве, и о морских сражениях, Нахимове и Ушакове, о Севастопольской обороне и даже о Японской войне. Ведь нужно помнить не только о победах. Мы проиграли Японскую войну и были сильно побиты в Севастополе. В контексте всего этого будем говорить и о ближайшей к нам войне – о Второй Мировой, ветераны которой еще живы.

Отец Андрей, как события в Киеве за прошедший год повлияли на жизнь Вашего прихода? 

Они забрали у прихода пастыря. Они вынудили меня покинуть своих «детей». Но я всегда стремился к тому, чтобы верующие мыслили и поступали по-взрослому, самостоятельно, и в жизни не пропали. Ведь цель родителей – опекать детей не до старости, а дать им правильное направление на будущее. А мы, пастыри, не вечные: можем уехать, заболеть, умереть, потерять разум, память, язык. И я всегда старался свою паству к этому подготовить. Все равно нам придется жить самим и умирать самим. Мой приход продолжает жить без меня.

 

Ваша жизнь после переезда в Россию изменилась?

Никак. Принципиально ничего не изменилось. У меня только есть боль, какая-то особая радость и усталость. Понимаю, что все это дело руки Божией. Господь, как Шахматист, передвинул слона или офицера на пару клеточек. Это Господь движет нами, а не случай или злая человеческая воля. Бог меня сюда передвинул. Это Его воля, и я Ему покоряюсь.

Я люблю Россию и служу той Церкви, в которой крестился. Я русский православный христианин и священник. Все, что я умею и знаю, и могу, я принесу на алтарь Христу и Церкви. Я делал это во Львове, делал в Киеве и буду делать в Москве. А даст Бог мне жить в другом месте, я и там буду делать то же, что всегда.

Приехав в Россию, я стал вынужденным эмигрантом. По документам я хохол, который ищет здесь политическое убежище или гражданство. А по духу, по сердцу – я вернулся домой. Я наконец-то вернулся на родину. А у нее великая задача. Она огромна, и на ней все завязано, как в пуп земли. Переживаю за нее и хочу, чтобы все было хорошо.

Я очень хочу послужить Богу в России. Очень люблю Россию. Люблю Русскую Церковь и вообще все по-настоящему русское. Других ценностей я не знаю. Что могу сделать, я сделаю. Стыдно жить даром. Не хочется жить без толку и коптить небо. Конечно, я устаю, нервничаю, и не все получается. Но жизнь должна быть подобием свечки, горящей перед иконой.

События на Украине разворачивались на Ваших глазах. Какой главный урок можно вынести из этого применительно к России?

Надо паству свою знать и «за ушком ей не чесать». Нужно любить ее и строго учить, чтобы люди не были колеблемы ветром всяких ложных учений. Люди должны быть сплоченные, верующие, серьезные. Христианин обязан быть умным. Потому что Бог наш – это Бог Слово, Премудрость, Логос. А на сентиментальности можно многих купить. Поэтому нужно свою паству постоянно вести, чтобы заграничные эмиссары не устроили нам очередных революций.

Отец Андрей, как Вы считаете, что это – война с Россией или гонения на Церковь?

Однозначно – это война против России. Без всякого сомнения. Вспомните какой-нибудь боевик, детектив или экранизацию романа, допустим, Стивена Кинга. Там используются «многоходовки». То есть перед главным преступлением (например, ограблением банка) нужно осуществить ряд подготовительных (совершить налет на кафе, забрать кассу и на эти деньги купить оружие, украсть машину и т. п.). События на Украине – это такое подготовительное преступление. Сама по себе Украина никому не нужна. Это не страна, а территория, у которой без духовного измерения нет будущего. Хотя без духовного измерения ни у кого нет будущего. А духовное измерение там вычеркивается из сознания.

Конечно, Украину разыграли «в темную», чтобы через нее воевать с Россией. У нас же общие связи – генетические, исторические, кровные, религиозные. И любая боль, нанесенная Украине, рикошетом отдается по России. Только для того и нужна Украина, чтобы ее уничтожить и создать плацдарм для ракетных установок. Все это специально сделано, чтобы «насолить» России. Но украинцы этого не понимают. Они считают, что Россия на них напала. Мы с вами сидим, спокойно разговариваем. У нас нет никакой мобилизации, потому что мы не воюем с Украиной! А на Украине уже пятая мобилизация. С кем же они воюют? Непонятно. Украинский народ – как любимое, но больное дитя. Ты его знаешь и любишь как больного, а оно считает себя здоровым. И ему ничего не докажешь.

Украина чрезвычайно пестрая. Есть Полтавщина. Есть Черниговщина, которая почти Белоруссия. А есть состоявшаяся Новороссия: Луганск, Донецк… Там, на самом деле, живут русские люди. Есть западная Украина, Галичина, которая принадлежала Австрии. А есть Крым, который уже наш. Но это изначально русская земля, русской кровью завоеванная. В Буковине живут румыны, в Закарпатье – венгры и словаки. А есть Одесса, порто-франко, третья столица Российской Империи после Санкт-Петербурга и Москвы. Только почему-то она находится на Украине. Эту пестроту надо знать, чтобы вести себя осторожно. Чтобы категорично не ущемлять одну сторону в пользу другой. Не делать одну часть страны титульной. А сейчас западенцы стали «титульными». Притом, что у них даже язык не украинский, засыпанный полонизмами и германизмами. Но ни один из субэтносов нельзя делать доминирующим, иначе это приводит к гражданской войне.

Я русский человек, который родился на Украине. Никогда я не чувствовал себя украинцем. Хотя хорошо знаю язык и могу его преподавать, если угодно. Люблю Львов. Хорошо знаю Украину, знаю ее людей. Украина мне небезразлична. Но по самоидентификации я русский. И для меня это дорого. Мои дети учились в русской школе. Новый год встречал по российскому времени. И украинских президентов никогда не слушал, а российского слушал всегда. И всю свою жизнь я чувствовал себя эмигрантом.

 

Батюшка, как следует поступать, если тебе и твоей семье угрожает опасность? Спасать жизнь или терпеть до последнего, считая это мученичеством за Христа?

Всякое может быть. Поступать можно и так, и этак. Только надо понимать, что ты делаешь. И давать себе отчет. Например: «я терплю» – тогда терпи. Или «я уезжаю» – и уезжай. Или «я беру оружие и буду воевать» – бери и воюй. Есть люди, которые по натуре не могут воевать. Есть люди, которые боятся перемен. Поэтому надо четко понять: а что буду делать я? И делать до конца, и отвечать за свои поступки. Допустим, если я уехал, то должен стойко переносить все тяготы и лишения, сопутствующие переезду. Мне уже не восемнадцать лет, у меня большая семья.

Нельзя поступать интуитивно, на эмоциях: «Как-нибудь да устроится, что-нибудь да будет». Надо четко принимать осознанные решения, что ты будешь делать? Будешь сражаться, терпеть или бежать? Будешь воином, мучеником или беглецом? Или затворником? Есть всего три варианта: воевать, терпеть и бежать. Но убегать – нормально. Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой (Мф. 10, 23). В Евангелии о бегстве от врагов говорится не один раз. Ушли те времена, когда можно было родиться и умереть в одном и том же месте. Сегодня мы бегаем по миру. Кто из наших эмигрантов графского и княжеского рода мог представить, что будет швейцаром или таксистом? За рубежом я видел внуков этих эмигрантов. Горький хлеб изгнания, очень горький. Но если ты всю жизнь проживешь в комфорте, так и не почувствуешь Небесное Отечество. И не поймешь, что оно – подлинная твоя родина. Изгнанники понимают Бога лучше других.

Вы когда-нибудь вернетесь на Украину?

Все возможно. Но лично я уже не хочу. Мой путь «Львов-Киев-Москва» может продолжиться дальше на восток. И я буду покорен руке Божией. Я люблю Россию. И хочу узнать ее всю. Я мало ее знаю – по книгам, по людям, по святым, чью память мы совершаем в храме. Но я хочу побывать там, где я не был: в Иркутске, Чите, Красноярске. Везде посмотреть, послушать, помолиться, почувствовать, подышать. С момента переезда я уже побывал в Краснодарском крае, Архангельске, Магадане. Это тяжелые путешествия, но они для меня – как подарок Божий.

Батюшка, отличается ли Ваша паства на Украине от российских прихожан?

Нет, совсем не отличается. Смертным грехом согрешают те, кто считает, что украинцы и русские – разные люди. Это одни и те же люди! Психология, модели поведения, реакция на события, грехи и добродетели – все одинаковое. С некоторыми нюансами, но нюансами не критичными, не типажными. С новой паствой легко. Не чувствую никакой перемены.

Отец Андрей, как Вы в целом оцениваете духовный потенциал современных молодых людей?

Как удивительно великий и до странности высокий. С большим удовольствием открываю для себя огромное количество целомудренных, стыдливых, совестливых, работящих, умных молодых людей, которые хотят правильно жить. Молодые люди даже лучше взрослых – у них еще остался романтизм. Только они не знают, куда его приложить. Нам внушают, что молодежь торчит по клубам и у нее нет ничего святого ни в душе, ни за душой. Конечно, есть такие. Но есть и другие, и их очень много. Удивительно, как много сейчас прекрасной молодежи!

Несколько раз я выступал в аудиториях, где собиралось по двести-триста молодых людей и девушек. Мы говорили с ними на разные темы, и они были очень неравнодушны, краснели, смеялись… Как дети! У них реакция невинных, а не циников. Не людей с сожженной совестью, которые нахлебались грехов и уже не верят ни во что чистое. Нет, современные молодые люди хотят услышать что-то хорошее. И реагируют на это, как взрослые, и – стыдливые! Понимаете? И таких очень много.

Молодые люди просто плохо организованы, один не знает другого. Знаете, как часто девушки спрашивают: а где они, хорошие парни? А парни то же говорят: батюшка, что же такое с девушками? Ну, не везет. Получается, хорошие девушки и хорошие парни ходят параллельными курсами. Как бы их свести? Это нелегкое дело.

Как сегодня говорить с молодежью о Боге и вере, чтобы быть услышанным? Какой должна быть проповедь в XXI веке?

Человек не должен стареть душой. Мне думается, я понимаю душу восемнадцатилетнего и могу с ним говорить. Но говорить с молодежью надо честно. Сам я, как слушатель, не терплю фальши. А тот, кто любит человека, может и поругать его. Он может сказать такое, что из иных уст не примешь, а от него – примешь. Чувствуешь, что человек тебя любит и честен с тобой. Даже если строго, резко скажет, я приму. А от того, кто говорит без любви, я ничего не приму, даже если он сладкоречив. Сладкие слова не греют, греет любовь. А Христос такой же, как всегда. Надо Христа любить и честно о Нем говорить. Причем, говорить не как судья, а как подсудимый – другому подсудимому, сокамернику. Так Иосиф Прекрасный в темнице разговаривал с хлебодаром и виночерпием. А если проповедовать иначе, смотреть на людей сверху вниз – ничего не получится.

Что Вы считаете сегодня главной угрозой для Православия и православных?

Таких угроз много, мне кажется. Реальная угроза – увлечение внешним, то есть формальное христианство. Также заигрывание с темой государственной Церкви. Желание быть всегда под крылом государства очень опасно. Потому что когда государство хорошее, то все хорошо. А вдруг оно станет плохим? Тогда все станет плохо. Еще одна наша угроза – теплохладность. Привычка к благодати: «Крест позолотили, в колокола звоним – остальное приложится».

Христианство – это религия сердца. Поэтому главное, чтобы мы говорили о главном. О сущностных вещах, о сокровенном, о внутреннем мире человека, о смерти и о том, что после смерти, то есть о Божием Царстве. Каждый из нас может иметь прописку в Царствии Небесном. Будет очень печально, если придешь в свою «квартиру» в Небесном Иерусалиме, а тебе – отказали, из Града Небесного выставили. Надо говорить о серьезном – о грехе, благодати, о святости.

Нужна новая евангелизация, литургический всплеск, обновление. Возвращение к хорошо забытому старому. К пониманию Церкви, как Литургии. Необходима семейная революция, которая сделает семью главной ценностью для нас. Мы должны делать все, чтобы семей стало больше и чтобы они были сильными, крепкими, многодетными. Литургия и семья – вот то, что нам нужно. А все, что угрожает семье и Литургии – представляет опасность Православию. Угрожает все внешнее, сжигающее наши силы, деньги и время.

Отец Андрей, что бы Вы хотели пожелать нашим читательницам?

Женского счастья, конечно. Это такая тонкая материя. Желаю вам любить того, кто вас любит. По-моему, больше женщине уже мало что нужно. Все остальное приложится.

 

Беседовала Нина Рядчикова