Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

Патриарх русского возрождения

22.02.12

К 65-летию Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

«Для того, чтобы вера на протяжении тысячелетий передавалась из поколения в поколение, она должна быть сохранена неизменной. Если реформа разрушает веру, традицию, ценности, то такую реформу называют ересью».
Патриарх Московский и всея Руси Кирилл

«Господь и церковь возлагают на меня тяжкий крест, — сказал в своем слове в день интронизации святейший патриарх Кирилл, — несение которого требует полной самоотдачи и полного посвящения себя тому служению, к которому ныне я был призван через троекратное посаждение на патриарший престол». О том, каким был путь святейшего патриарха Кирилла к вершине церковной иерархии, мы рассказываем сегодня на страницах нашего журнала.

Детство Патриарха

Святейший Патриарх Кирилл (в миру Владимир Гундяев) родился в первый послевоенный год в Ленинграде. Его отец в то время был инженером на военном заводе, мать — учительницей немецкого языка в средней школе.

Через год после рождения будущего первоиерарха в семье произошли серьезные перемены: отец становится священником, что в то время было резким поворотом в судьбе человека. Но у этого поворота была своя предыстория.

Дед по линии отца был человеком глубокой веры, сильный духом. В послереволюционные годы он оказался на Соловках и был одним из первых соловчан. Судьба его сложилась трагически: имея семью в восемь человек детей, он около 30 лет провел в тюрьмах и ссылках. Конечно, такая сильная личность очень сильно повлияла на всю семью и на отца будущего Патриарха. Святейший рассказывает о себе: "У меня не было необходимости искать какой-то особый путь к Богу и Церкви, поскольку Господь благословил мне появиться на свет и воспитываться в семействе с твердыми православными устоями. Священниками были и мой отец, и мой дед, причем, отец принял священный сан раньше, чем дед. А дед был настоящим исповедником веры и провел многие годы в тюрьмах, лагерях и ссылках. Он как-то подсчитал, и оказалось, что за его плечами было 47 тюрем и 7 ссылок. Дед был механиком и машинистом на железной дороге Москва — Казань. Он хорошо зарабатывал и много жертвовал на христианские святыни на Афоне и в Иерусалиме. Мой дед был очень мужественный и сильный человек, он воспитал семерых родных детей и одну сироту. И, несмотря на это, добровольно пошел на мученические испытания и суровые лишения, открыто выступал против закрытия храмов во времена атеистических гонений. Ему выпало быть в числе первых заключенных печально знаменитого Соловецкого лагеря особого назначения и участником Соловецкого Собора.

Отец мой, главный механик оборонного предприятия в Ленинграде, вырос глубоко верующим человеком. До войны он был репрессирован, тоже был исповедником, сидел на Колыме, потом строил укрепления во время обороны Ленинграда. В годы войны был военпредом на Горьковском заводе и принимал танки ТТ-34 перед их отправкой на фронт. Уже после войны, в 1947 году, пришел к митрополиту Ленинградскому и попросил благословение на иерейское служение, стал священником.

Видя пример деда и отца, я в детстве рос в убеждении, что и мне предстоит пострадать за веру, готовил себя к этой судьбе. Я не был пионером, не вступал в комсомол, больше всего боялся стать соглашателем. Но не стал и диссидентом. Прежде всего потому, что всегда любил свою страну и свой народ. И в советское время я считал, что нельзя делать ничего такого, что могло бы повредить единству народа и пагубно отразиться на судьбе страны. Мне пришлось пострадать за свои убеждения в школьные годы, но при этом я был одним из лучших учеников в классе. Поэтому впервые обо мне газеты написали не в девяностые годы, а еще в шестидесятые.

Дескать, какой позор и куда смотрит школа, когда есть в Ленинграде такой мальчик, учится на пятерки, а верит в Бога. Это было трудное для меня время, я шел в школу как на Голгофу. Меня часто вызывали на педсоветы, прорабатывали на собраниях, но я не уклонялся от дискуссий с преподавателями и однокашниками и, думаю, выглядел убедительнее. Не потому, что был таким уж непобедимым полемистом, а потому, что в советское время учителя к таким диспутам были не готовы, а я старался быть готовым защитить свою веру.

Помню, меня пригласила для разговора директор школы. А я сказал ей: — Если вы согласны с тем, чтобы я в галстуке ходил в церковь, то готов его повязать.

Она, конечно, ответила:

— Нет.

Можно себе представить ситуацию — тысяча детей в школе, и один мальчик без галстука. Я все время находился в состоянии готовности ответить — почему этого не сделал...«

«Однажды в детстве, во время Причастия, я немного потерял ориентир и случайно прошел через Царские врата. Мама, конечно, ахнула, взяла меня за руку, повела после Литургии к настоятелю и сказала:

— Батюшка, произошло что-то невероятное. Вот сыночек вышел из Царских врат на солею. Отец на меня так посмотрел, улыбнулся, замахал руками и сказал:

— Архиереем будет...»

Даже детские игры будущего Патриарха были связаны с церковью: знакомая монахиня сшила ребенку настоящее облачение.
«Моя вера началась с молоком матери. Я не помню того времени, когда не хотел бы стать священником. Я надевал специально сшитое для меня облачение, — рассказывает он. — В три года я уже „служил“, а в пять знал наизусть молебен и панихиду. И хотя мой разум еще не подключался, я жил верой». Не только сам будущий Патриарх, но и его брат и сестра посвятили себя, когда выросли, Церкви. Старший брат Николай — настоятель Спасо-Преображенского собора в Санкт-Петербурге.

Младшая сестра Елена — директор Санкт-Петербургской епархиальной церковно-богословской детской школы.

Родители первоиерарха познакомились в храме Киевского подворья в Ленинграде. Они оба пели в хоре, полюбили друг друга и решили вступить в брак. А за несколько дней до свадьбы отца арестовывают и отправляют на Колыму. Получилось так, что и он прошел путем деда... В 1947 году владыка Григорий его рукоположил, направив в храм Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище.

У родителей будущего Патриарха было трое детей — старший Николай, Владимир (в монашестве Кирилл) и младшая сестра Елена. Все они встали на путь служения Церкви. Глава семьи был книголюбом. Святейший Патриарх Кирилл рассказывает о своей семье: «Мы жили очень скромно, в коммунальной квартире, но папа сумел собрать прекрасную библиотеку. Она насчитывала более трех тысяч томов. В юности я прочитал то, что большинству наших сограждан стало доступным только уже в период перестройки и в постсоветское время. И Бердяева, и Булгакова, и Франка, и замечательные творения нашей русской религиозной и философской мысли начала XX века. И даже парижские издания...»

Атмосфера в нашей семье была удивительной. Я почти не помню, чтобы папа с мамой ссорились. Это был очень счастливый брак. Думаю, что и атмосфера, царящая дома, и ситуация в школе, сопровождающаяся некоей конфронтацией, — все это и привело меня к принятию решения стать священником.

Уже в 15 лет у меня были четкие убеждения и представление о будущем. В этом возрасте я ушел из дома и стал жить самостоятельно. Но ушел не потому, что было что-то не так. Я не мог, чтобы родители все время заботились обо мне материально. Испросив у них благословение, я поступил работать в Ленинградскую комплексную геологическую экспедицию. Одновременно продолжал учиться в вечерней школе. Я оказался в среде глубоко верующих людей. Это была петербургская интеллигенция, давшая мне довольно много. Эти люди приучили меня к серьезной музыке. Мы часто ходили в Мариинский театр, в филармонию. Общение с ними усилило мой интерес к поэзии, к художественной литературе".

Годы учебы

После окончания средней школы в 1965 году будущий Патриарх поступил в Ленинградскую духовную семинарию, а затем в Ленинградскую духовную академию, которую закончил с отличием в 1970 году. Он рассказывает: «Помню, был троллейбус № 1, который шел по всему Невскому проспекту. Никогда не забуду этого момента — я ехал и отсчитывал эти остановки. С трепетом священным вошел я тогда в здание духовной семинарии на Обводном канале. Здесь тогда размещалась епархия. Владыка Никодим ютился в маленьких комнатках. Войдя в кабинет и увидев его, я поразился. Было впечатление, что он меня уже давно знает. А я как будто с другом встретился. Помню этот пронзительно-проницательный взгляд. Передо мной был очень сильный человек, с невероятной силой воли и ума. Поскольку я хотел вначале пойти учиться в университет, то спросил его:

— Как мне поступить, владыка?

Он задумался и сказал:

— Знаешь, я бы тебе не рекомендовал. Физиков много в нашей стране, священников мало. Поступай прямо в семинарию.
Никогда я не жалел о том, что послушался. Семинарию и академию готовили к закрытию. Осуществлялся довольно жесткий отбор студентов. Делалось это при активном вмешательстве властей. И начиная с 1960 года, в семинарию брали очень мало слушателей. Причем принимали людей очень низкого интеллектуального уровня, чаще всего — душевнобольных. А те, кто учился в академии и заканчивал ее, — были молодые, здоровые, симпатичные, достаточно развитые люди. И эта граница воспринималась мною видимым образом. Входишь, бывало, на трапезу: за столами «гудят» полные академические курсы: четвертый, третий, второй. Первый — уже поменьше. А за семинарскими столами — мрак и уныние. Мне было очень тяжело. Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы опять-таки не владыка Никодим. Пока он был жив, мы не чувствовали давления власти, о котором поговаривали все. Владыка всех нас защитил от этих холодных ветров. Мы были как в оранжерее с очень доброжелательной атмосферой, благоприятствующей нашему росту. Когда он умер, эта атмосфера в мгновение разрушилась. И я почувствовал не просто дуновение, а штормовой удар этих ветров. Только тогда понял, чем же был владыка Никодим... Человек жил такой глубокой литургической, подвижнической жизнью... Будучи совсем больным, владыка Никодим не мог стоять перед престолом. Но молитву не оставлял. И мы принесли престол к нему в келью. Учиненный им иеромонах каждый день совершал Литургию, и владыка причащался. Он пользовался абсолютной поддержкой и любовью народа. Это особенно проявилось, когда он умер. Это было что-то потрясающее. В моей памяти — десятки тысяч людей в «атеистическом» Ленинграде..."

Монашество

3 апреля 1969 года митрополитом Ленинградским и Новгородским Никодимом (Ротовым) Владимир Гундяев был пострижен в монашество с наречением имени Кирилл. 7 апреля им же рукоположен во иеродиакона, 1 июня того же года — во иеромонаха. Святейший рассказывает в одном из интервью: «Один очень мудрый ленинградский священник, Царствие ему Небесное, отец Евгений Амбарцумов, который преподавал у нас в духовной академии, узнав, что я подал прошение о монашестве, сказал мне:

— Володя, ты отдаешь себе отчет, что ты сделал?
— Да, но не до конца.
— Ты же решил судьбу не только за себя, двадцатидвухлетнего мальчика. Ты сказал „да“ и за тридцати, и сорока, и пятидесятилетнего мужчину. И за шестидесятилетнего, и семидесятилетнего старика. Ты за всех них сказал „да“. А не может получиться так, что вот этот семидесяти, шестидесятипятилетний будет потом плеваться на тебя?
— Не знаю. На это у меня нет ответа.

Тогда я отдал себя в руки Божии. Как бы проведя черту, сказал себе: „27 марта 1969 года — это тот день, когда я должен решить. Если к этому времени не женюсь, принимаю монашество“. Получилось так, что не женился и принял монашество».

Епископское служение

Архимандрит Кирилл был назначен ректором Ленинградской Духовной академии и семинарии в декабре 1974 года в возрасте 28 лет. Это был один из самых молодых ректоров за всю почти 300-летнюю историю этого учебного заведения. 14 марта 1976 года хиротонисан во епископа Выборгского. 2 сентября 1977 года возведен в сан архиепископа. Он был ректором 10 лет. А перевели в Смоленск в один день. Это, конечно, была отставка. Святейший Патриарх Алексий, бывший тогда управделами, был первым человеком, который поддержал и правильно настроил нынешнего Патриарха Кирилла.

Патриарх Кирилл рассказывает о той встрече: «Когда я приехал к нему, Святейший сказал слова, которые я до сих пор помню: — Владыка, никто из нас не может понять, почему это произошло. С точки зрения человеческой логики этого не должно было быть, но это произошло. И только потом мы узнаем, зачем все это нужно было. Сейчас из архивных источников стало известно, что инициаторами моего внезапного перевода из Ленинграда в Смоленск были светские власти».

«В Смоленске, в соборе, особенно возле чудотворного образа Одигитрии, я многое понял, — рассказывает Его Святейшество в фильме „Митрополит“, — все мое существо охватил тогда какой-то духовный трепет. Я подумал — Господь меня привел сюда совсем не случайно. Я вспомнил, как в детстве стоял перед чудотворным образом Смоленской иконы Божией Матери — на левом клиросе храма Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище в Ленинграде... Тогда у этой иконы я обратил свои первые молитвы к Богу. Рядом стояла мама. Помню отца, совершающего Литургию... Словом, то, что во всем была рука Божия, я почувствовал буквально с первого дня своего пребывания в Смоленске. Благодарю Бога за то, что Он провел меня через этот опыт архиерейства в бедной епархии. Через все это надо было пройти. Лицом к лицу я столкнулся с разрушенной церковной жизнью нашей провинции...»

Патриаршество

Из слова Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла после интронизации 1 февраля 2009 года:

«Господь и Церковь возлагают на меня тяжкий крест, несение которого требует полной самоотдачи и полного посвящения себя тому служению, к которому ныне я был призван через троекратное посаждение на Патриарший престол. Неслучайно на плечи Патриарха возлагается великий параман — символ отречения от всего, что не есть патриаршее служение, символ готовности быть верным Богу до конца, через предание себя в послушание Его воле по образу Того, Кто смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной (Флп. 2, 8). Нет и не может быть в жизни Патриарха ничего личного, частного: он сам и вся его жизнь без остатка принадлежат Богу и Церкви, его сердце болит о народе Божием, особенно же о тех, кто отпал от церковного единства и кто еще не обрел веру. Патриаршее служение является особым духовным подвигом. Этот подвиг невозможно нести в одиночку или при поддержке ограниченного круга единомышленников. В этот подвиг через молитвенное общение и соборное делание вовлекается весь епископат, вся полнота Церкви со всем многообразием дарований, присущих ее членам. Патриарх — хранитель внутреннего единства Церкви и вместе с собратьями по епископату блюститель чистоты веры. Воспринимаю как особый знак Божий то, что Патриаршая интронизация совершается сегодня, в день памяти святителя Марка Ефесского — дерзновенного защитника и поборника православной веры. Задача Патриарха — не допускать перерастания разномыслий, которым, по слову апостола, надлежит быть (см. 1 Кор. 11, 19), в расколы, нестроения и лжеучения. Патриарх должен заботиться о том, чтобы каждая личность во всей ее неповторимости находила свое место в церковном организме и в то же время чтобы разномыслия не нарушали духа любви и не ослабляли общих усилий по созиданию дома Божия. „В главном — единство, во второстепенном — свобода, во всем — любовь“, — эти слова святого Викентия Леринского должны оставаться руководящим принципом церковной жизни».

ПАТРИАРХ О ГОСУДАРСТВЕ:

Православная Церковь всегда будет держаться учения, которое она исповедует с апостольских времен: мы должны сотрудничать с властью в добрых делах и нравственно противостоять ее греховным действиям, особенно если речь идет о принуждении к отречению от Бога и веры. Церковь осознает свою инаковость по отношению к власти больше, чем какое-либо другое сообщество. Об этом подробно говорится в Основах социальной концепции. Но Церковь также понимает, что ее миссия заключается в благотворном влиянии на этот мир и в призыве ко спасению всех людей, в том числе государственных деятелей. Об этом пишет святой апостол Павел в послании к Тимофею: Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех началь­ствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины (1 Тим. 2, 1–4). А такую миссию невозможно совершать, если не занимать конструктивную позицию в отношениях с властью.
Сегодня Россия принимает западные либеральные ценности как квинтэссенцию всей истории, всего опыта развития человечества. При этом мы легко забываем о собственной тысячелетней православной традиции и в очередной раз некритически воспринимаем чужие идеи.

У нас в России пока остается шанс изменить ситуацию к лучшему, потому что, несмотря на все новации и реформы последнего десятилетия, очень многие люди продолжают жить в системе нравственных координат, определяемых нашей тысячелетней духовно-нравственной традицией. Даже неверующие люди, многие из которых — вчерашние коммунисты, подсознательно хранят эту традицию. Но если нас поглотит идеология либерализма, если в сознании человека ее ценности одержат верх над религиозным нравственным законом, то ничего поправить мы уже не сможем. Взгляните на опустевшие храмы в Западной Европе. Почему из них ушли люди? Да потому, что они теперь живут в мире, где грех больше не считается злом, где он перестал быть проблемой человеческого существования. А если греха ни на ком нет, то излишне и покаяние, и Церковь не нужна. Греховная жизнь в глазах общества получает санкцию добропорядочности. И в храмы приходит все меньше людей.

Мир стал маленьким, открытым и проницаемым. Его культурно-цивилизационное разнообразие все активнее включается в единый общемировой контекст. При этом происходят неизбежные процессы взаимовлияния культур, их переплетения и диффузии. Происходит даже стирание естественных границ между полами: в прежние эпохи в самом страшном сне не могла привидеться нынешняя мода на транссексуализм, трансвестизм, на стиль «унисекс», и это также не случайное и не изолированное явление.

Процессы, о которых мы говорим, потенциально содержат много опасностей и вызовов. С другой стороны, современная глобализация, порожденная техническим прогрессом, не имеет альтернативы. Поэтому наш долг как христиан состоит в том, чтобы, не закрывая глаза на то положительное, что принесли человеческому обществу процессы интеграции, духовно противостоять сопутствующим им душепагубным явлениям.

ПАТРИАРХ О ЖЕНЩИНЕ:

Из слова Святейшего Патриарха Кирилла на церемонии открытия Международного форума «Православные женщины: единение, служение, любовь»

Я постоянно задаю себе вопрос — и стал задавать его не вчера, а еще в те времена, когда женщины составляли абсолютное большинство верующих в наших храмах: отчего это происходит?

Есть нечто общее в природе служения Церкви и женщины. И это общее опознается женщинами абсолютно не рационально, а опытно, на каком-то подсознательном уровне, что и развивает у женщин доверие к Церкви, к церковной проповеди, готовность участвовать в церковной жизни более активно, чем мужчины.

Церковь — хранительница нравственных ценностей. Церковь передает эти нравственные ценности, как некий генетический код, из поколения в поколение, формируя тем самым матрицу народной жизни. Действительно, как человек XXI века отличается от человека века двадцатого, девятнадцатого или восемнадцатого! Но если посмотреть на систему ценностей, которые Церковь проповедует, которые Церковь предлагает современному обществу, — то ведь это те же фундаментальные ценности, которые были не только в XIX, но и во II веке! Церковь является реально действующим механизмом передачи фундаментальных нравственных и духовных ценностей из поколения в поколение.

Кто является хранителем семейного очага? Женщина! Бог так пожелал, и для меня как для верующего человека не требуется больше никаких аргументов. Бог пожелал, чтобы женщина была хранительницей семейного очага. А что такое семья? Это место, где человек формируется как личность, где осуществляется передача ценностей из поколения в поколение. Мы нередко говорим своим детям, особенно часто это говорят мамы: «Так поступать нехорошо». Но ведь ни одна мать практически никогда не объясняет, почему именно нехорошо. Она лишь декларирует величайшей важности идею, что передаваемое ею она передает не от самой себя, — она восприняла эти ценности от своих родителей, и единственный аргумент, почему нельзя так поступать, — «это плохо!» В этом смысле женщина является в значительной степени ответственной за передачу нравственных ценностей из поколения в поколение. Она делает в семье то, что делает Церковь в народе. Ведь Церковь называют Матерью не потому, что слово «церковь» женского рода, а потому, что Церковь, подобно матери, сохраняет и передает из поколения в поколение нравственные ценности и воспитывает в этих нравственных ценностях каждое последующее поколение людей.

С одной стороны, женщина — консервативное начало: она сохраняет ценности, семью, порядок. С другой стороны, женщина способна к динамичной жизни в современном обществе. Женщина оказалась сильнее — в первую очередь сильнее в плане способности противостоять стрессам. А почему? А потому, что у женщины более высокий порог самосохранения. Ответственность за семью, за передачу ценностей — все это остается на подсознательном уровне, часто абсолютно неартикулированно, неосознанно; сама природа именно так работает в женщине. И то, что у нас в Церкви больше женщин, вполне объяснимо, и объяснимо, на мой взгляд, этой схожестью служения Церкви и женщины. Господу было угодно, чтобы апостолами были мужчины, чтобы апостольское служение в Церкви совершали мужчины — к счастью, в Православии не возникает никаких попыток со стороны женщин пересмотреть эту норму апостольского предания. Иерархическое служение в Церкви осуществляют мужчины. Но мне кажется, что не будь в нашей Церкви служения женщин, в первую очередь в трудные годы атеизма, мало что осталось бы сегодня от Церкви. Не будь тогда наших бабушек и наших матерей, которые подчас тайно от своих партийных мужей и детей крестили внуков, сыновей, дочерей, — что было бы сегодня с нашим народом? Служение женщины в Церкви оказалось критически важным именно в годы гонений. Если мужчины боялись приходить в храм, опасаясь потерять должность, навредить карьере, то женщины были более самоотверженными, особенно пожилые женщины, которых нельзя было напугать ни угрозой потери пенсии, ни даже угрозой исключения из очереди на квартиру. Они ходили в храм, они крестили и воспитывали в вере своих внуков, и таким образом сохранили не только нравственное предание и систему ценностей, но во многом сохранили религиозность нашего народа.

ПАТРИАРХ О МОЛОДЕЖИ:

В молодом возрасте центр жизни человека по большей части заполняет его собственное «эго». Но ведь то, что находится в центре нашего существования, определяет и образ нашей жизни — религиозный или не религиозный. Если в центре жизни пребывает Бог, значит, человек живет религиозной жизнью. Если же Бог не занимает центрального места, такая жизнь определяется как нерелигиозная. Человек формально может считаться верующим, быть крещеным и даже ходить в Церковь, однако если в центре его индивидуального существования нет Бога, то он живет нерелигиозной жизнью. Это и есть случай большей части молодых людей, даже воцерковленных. И по той же причине верующих среди молодежи меньше, чем среди людей старшего возраста. Потому так важно в работе Церкви с молодыми людьми опираться на их верующих сверстников. Религиозной молодежи немного, но быть глубоко религиозным человеком в молодом возрасте — это свидетельство некоей духовной одаренности.

*
Религия — дело сильного человека, вопреки имеющему хождение представлению о ней как уделе слабых, верующих от беспомощности. Вовсе нет. Ибо для того, чтобы обуздать самодовлеющее человеческое «я» и вытеснить его на периферию, поставив Бога в центр своей жизни, нужно стать воистину «нищим духом», что в евангельском смысле означает быть человеком большой духовной силы. Поэтому сознательно избранный религиозный образ жизни есть выбор сильных людей.

*
Когда же такой выбор делается в молодые годы, то это значит, что мы имеем дело с людьми особенными.

*
Религиозные молодые люди заслуживают нашего бережного отношения, а их особый духовный дар и талант должны использоваться в полной мере. Этот духовный потенциал молодого поколения ни в коем случае не должен быть потерян для общего дела христианского свидетельства в мире. Потому что в каком-то смысле это люди избранные, отмеченные Богом, ибо обладают некоей внутренней силой и правотой, которых лишены их сверстники.

ПАТРИАРХ О ВЕРЕ:

Если мы в России вслед за Западом утратим понятие греха, заместив его понятием свободы, то мы создадим совершенно нежизнеспособную цивилизацию, которая рухнет под бременем греховных страстей.

*
Для того, чтобы вера на протяжении тысячелетий передавалась из поколения в поколение, она должна быть сохранена неизменной. Если реформа разрушает веру, традицию, ценности, то такую реформу называют ересью.

*
Речь не может идти о каких-либо вероучительных компромиссах с инославными. Наоборот, многих из них привлекает именно наша твердость в православной вере. В ней они видят надежду на возрождение христианства в Европе и мире.

*
Хочу абсолютно ясно заявить, что для православных христиан не может быть никаких сомнений в том, что Единой Святой Соборной и Апостольской Церковью является Православная Церковь. За всю историю существования Всемирного Совета Церквей никто из его православных участников не поддерживал так называемой «теории ветвей», так как она в корне противоречит православной экклезиологии.

*
Наш диалог с инославными конфессиями и нехристианскими религиями не преследует цели какого-либо сближения в области вероучения. Он осуществляется с людьми, так же, как и мы, обеспокоенными тенденцией перекраивания нравственных постулатов в общественном сознании, и направлен на сохранение мира, справедливости и защиту прав религиозных людей жить в соответствии с требованиями веры.

*
Отношение Русской Церкви к инославию должно находиться в русле святоотече­ской и богословской традиции.

*
Всему христианскому миру было заявлено, что православные не потерпят обсуждения вопросов и принятия решений, противоречащих их вере и их совести.

*
Мы дважды научены своей историей тому, сколь бережно следует относиться к традициям, особенно же к богослужебному укладу, который люди воспринимают как часть священной традиции. Первый урок — это старообрядческий раскол, а второй — это пресловутое обновленчество 1920-х годов. И то и другое разделило людей, при этом цели, которые ставили реформаторы, не были достигнуты.

*
Я со всей серьезностью и ответственно­стью заявляю, что представители Русской Православной Церкви никогда не подходили к Причастию с инославными и никогда не допускали к Чаше верующих других христианских сообществ.

 

Фото: Пресс-служба Патриарха, Владимир Ходаков

Комментарии

Комментариев нет

Ваш комментарий отправляется
Сообщение отправлено
Комментарий появится после проверки модератором
© 2019 "Славянка"